Сознание покинуло ее. Перед самой смертью
очнулась, сказала: <Меня отравили>.
Да, ее отравили. Но не ей предназначалась эта чаша, а ему. Это он
сегодня должен был лежать в душной церкви.
Ветер стал стихать. Юрта уже не вздрагивала. Стало слышно, как за
дверями поскрипывает снег под ногами нукеров. Он открыл дверь, приказал:
- Путь приведут ко мне баурчи '. И разведите огонь, холодно.
[' Б а у р ч и - ведающий ханским столом.]
В юрте запылал огонь. Он распахнул шубу, протянул руки к рыжим языкам
пламени. Его знобило, казалось, холод тела жены вошел в него, и все внутри
заледенело.
Три нукера привели баурчи - маленького человека с вислыми седеющими
усами. Его Тогорил помнил с детства - баурчи отца. Юркий, ловкий, он как
никто другой умел распорядиться на пирах, никого не забудет, не обделит.
Сам при этом не мельтешит перед глазами, все у него делалось само собой. И
сколько помнит его Тогорил, у баурчи всегда были такие же седеющие усы,
гладкое, без морщин, лицо. Сейчас баурчи посинел от холода, кончики его
усов мелко подрагивали.
- Грейся.- Тогорил шагнул в сторону, давая ему место у очага.
Баурчи робко приблизился к огню, не сводя испуганных глаз с Тогорила,
попытался улыбнуться, но губы запрыгали в неудержимой дрожи.
Давно, когда Тогорил и его братья были маленькими, баурчи любил их
угощать. Даст что-нибудь вкусное, улыбается, подмигивает.
Тогорил вздохнул, отогнал непрошеное воспоминание, попросил:
- Рассказывай.
- О чем?- Голос плохо слушался баурчи, он кашлянул.- Я верный слуга
твоего отца...
- Может быть, ты и был верным слугой моего отца... Кто приказал
отравить меня?
Баурчи перекрестился.
- Клянусь господом богом! Да как я посмею!
Тогорил кивнул нукерам. Двое содрали с баурчи одежду, повалили на пол,
третий взмахнул короткой плетью. Поперек смуглой мускулистой спины баурчи
лег пузырчатый рубец, и он взвыл высоким, пронзительным голосом. Плеть
снова опустилась на спину, кожа лопнула, темные жгутики крови побежали по
межреберным впадинам. Тогорил отвернулся. С каждым ударом баурчи выл
слабее и слабее. Тогорил остановил нукеров. Баурчи посадили. Его глаза
были как у затравленного зверя.
- Ну?- Тогорил навис над ним, брезгливо морщась.
- Я не виноват! Я...
- Разомните ему руки.
Нукеры снова схватили его. Захрустели суставы пальцев.
- О-о-о! Не надо!
- Говори.
- Скажу.- Лицо баурчи стало пористым, рыхлым, по нему ручьями бежал
пот.- Я скажу. Это твои братья.
- Ты врешь!
- Нет, я не вру. Мне незачем врать, раз я должен умереть. Только не
мучай меня.
- Почему ты это сделал?
- Я боялся смерти. Их человек сказал, что ты все равно не усидишь в
этой юрте. Тай-Тумэра и Буха-Тумэра поддерживают меркиты, Эрхэ-Хара -
найманы. Если бы не исполнил их приказа, день твоего падения стал бы днем
моей смерти.
- Та-ак,- зловеще протянул Тогорил.- Уберите его.
В тот же день он отправил к Тохто-беки еще одного посланца с
требованием немедленно выдать братьев. Если не выдаст, быть войне.
Владетель меркитов отправил Тай-Тумэра и Буха-Тумэра под охраной нойона
Тайр-Усуна, передав через него Тогорилу заверения в дружбе и приязни...
Тогорил повелел собрать всех своих нойонов. Ожидая их, стоял у огня.
Ледяной холод не уходил из нутра. Огонь не грел. Он сел на возвышение, где
обычно в торжественные дни сидел его отец, место, из-за которого после его
смерти пролито столько крови. Видит бог, он не стремился сесть сюда, ему
было достаточно улуса, выделенного отцом, но братья не оставляли его в
покое, они не верили, что ему не нужна власть. Да, он не хотел этого
места, но получил его, зато потерял жену, а она была для него дороже
ханства.
Тогорил не отвечал на приветствия нойонов. Он ненавидел сейчас всех.
Сегодня подобострастно кланяются ему, а завтра будут так же гнуть спину
перед другим. Им все равно, кто будет ханом, лишь бы в неприкосновенности
оставались их стада.
Юрта заполнилась народом, но в ней по-прежнему было тихо. Нойоны молча
сидели каждый на своем месте, поджав под себя ноги, с беспокойным
ожиданием поглядывали на молодого хана. Тайр-Усуна, как гостя, усадили на
почетном месте. Он тоже скрестил ноги, сцепил па туго затянутом поясе
пальцы, выпуклыми, немигающими глазами смотрел на складки желтого шелка,
обтягивающего юрту.
Привели Тай-Тумэра и Буха-Тумэра. Они стояли у дверей, о чем-то шепотом
переговаривались. Близнецы, они были так похожи друг на друга, что их
часто путали даже родные,- оба светлокожие, с одинаково изогнутыми
бровями, одинаковыми, едва наметившимися усиками. За их спиной толпились
нукеры, молодые парни, единственные до конца верные хану люди.
Встретив взгляд братьев, Тогорил встрепенулся, оглядел нойонов.
- Вас, чьи доблести всем известны, вас, чьей мудростью восхищаются
племена, вас, умеющих принять горечь правды и отвергнуть сладость лжи, я
позвал сегодня для решения важного дела. Господь всемогущий помог мне
овладеть юртой отца и этим высоким местом в ней. Вы говорили мне слова
покорности, и я принял их к своему сердцу. Но сегодня я возвращаю ваши
слова. Одинаковые со мной права занять место отца имеют все мои братья:
Тай-Тумэр и Буха-Тумэр, их вы видите перед собой; Эрхэ-Хара, по
неразумности отбывший в страну найманов; и Джагамбу, много лет назад
захваченный в плен тангутами. Я прошу вас сегодня честно и прямо, как
подобает доблестным, сказать здесь, кого из нас, пяти братьев, вы хотите
видеть своим ханом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23