Ты разрушил все. А потом у тебя хватило наглости считать себя потерпевшей стороной.
– Кто это придумал такое неестественное психологическое обоснование? Твой дружок янки?
– Я обсудила с Ричардом то, что у нас произошло.
– Ричард? Его так зовут? Ричард. Ха! Боже ты мой.
– Ричард – совершенно обычное имя. Оно встречается ничуть не реже, чем Гарри.
– Ричард, Рич, Дики, Дик… Старый дикий диковинный хрен… – начал я перебирать уменьшительные имена, сам не понимая, зачем. Наверное, чтобы хоть как-то унизить его.
– Иногда я сравниваю тебя с Пэтом и не могу понять, кому из вас четыре года.
– Это легко. Тому, кто не умеет писать, не брызгая на пол.
– Вини во всем себя самого, – сказала она перед тем, как повесить трубку. – Ты не ценил того, что имел.
Она была не права. Не такой уж я дурак, чтобы не знать ей цену. Но мне явно не хватило мозгов на то, чтобы удержать ее рядом с собой.
* * *
Как и полагается людям, живущим вместе друг с другом, у нас с Пэтом в скором времени выработались свои ежедневные ритуалы.
С наступлением рассвета Пэт, шатаясь, с затуманенными глазами заходил в мою комнату и спрашивал, не пора ли вставать. Я говорил ему, что еще глухая ночь, черт побери, и тогда он забирался ко мне в кровать и моментально засыпал там, где раньше спала Джина, разбрасывая руки и ноги в стороны. Видимо, ему в эти часы еще снилось что-то очень интересное, что снится только в детстве. Помучившись немного, я в конце концов оставлял попытки поспать еще и кряхтя поднимался.
Я читал газеты в кухне и слышал, как Пэт вылезает из кровати, тайком проскальзывает в гостиную и осторожно включает видео.
Теперь, когда Пэт уже не ходил в детский сад, а я не ходил на работу, мы могли тянуть с умыванием и завтраком, сколько нам захочется. Но я неохотно позволял ему делать то, что ему хотелось бы, то есть с утра до вечера смотреть кино. Поэтому я шел в гостиную, выключал видеомагнитофон и отводил сына в кухню, где он начинал возиться со своими шоколадными хлопьями, гоняя их ложкой в тарелке до тех пор, пока я не отпускал его.
Потом мы одевались, и я выводил его в парк кататься на велосипеде. Велосипед назывался «Колокольчик» и на нем все еще стояли дополнительные колеса-стабилизаторы. Мы с Пэтом иногда поговаривали, что пора бы их снять и попытаться кататься просто на двух колесах. Но нам обоим это казалось таким невероятным скачком вперед, на который пока что у нас не хватало духу. Когда именно снимать с велосипеда стабилизаторы – знала только Джина.
Днем Пэта обычно забирала моя мама, и это давало мне возможность убраться в квартире, раздобыть немного денег, нервно походить по комнате взад-вперед, представляя себе, как Джина стонет от удовольствия в постели с другим, совершенно посторонним мужчиной.
Но это было уже днем, а по утрам мы обязательно ходили в парк.
16
Пэт любил кататься на велосипеде возле нашего знаменитого открытого бассейна на краю парка.
Этот маленький бассейн пустовал круглый год, кроме нескольких недель в начале лета, когда по требованию общественного совета его наполняли водой с таким количеством хлорки, что от местных ребятишек пахло так, будто их выкупали в ванной, предварительно растворив в ней производственные отходы химзавода.
Задолго до конца лета воду из бассейна спускали, и тогда на дне обнажалась старая нелепая тележка из супермаркета. Сейчас была всего лишь середина августа, но про маленький бассейн до следующего года уже все позабыли, кроме Пэта и его «Колокольчика».
В этом почти всегда пустом бассейне было что– то угнетающее. Он находился вдали от детской площадки, где всегда визжали от восторга детишки, и от маленького кафе, где мамы и папы – по большей части, конечно, мамы – бесконечно пили чай.
Но зато по узкой полоске асфальта вокруг бассейна Пэт мог сколько угодно кататься на велосипеде, не натыкаясь на выброшенные недоеденные куски жареного мяса, использованные презервативы и собачье дерьмо, которыми была завалена большая часть парка. И, по правде говоря, меня тоже устраивало находиться вдали от всех этих мамаш.
Я прекрасно понимал, что они могли подумать, когда мы каждое утро появлялись в парке.
Где мать?
Почему он не на работе?
А его ли это ребенок?
И, разумеется, мне было понятно их беспокойство, ведь большинство извращенцев в этом мире – именно счастливые обладатели, так сказать, мужского достоинства. Но я устал чувствовать себя виноватым в том, что вывожу погулять собственного сына в парк. Я устал чувствовать себя уродом. Вот почему пустой бассейн меня вполне устраивал.
– Папа! Посмотри на меня!
Пэт был на дальнем конце бассейна. Запыхавшись, он остановился около коротенького трамплина, выдававшегося над глубокой частью бассейна.
Я улыбнулся ему со скамейки, где сидел со своей газетой, и, убедившись, что я обратил на него внимание, он помчался дальше: глаза сияют, волосы развеваются, ножки яростно жмут на педали верного «Колокольчика».
– Держись подальше от края!
– Ладно!
В пятый раз за эти пять минут я читал первое предложение статьи о крахе японской экономики.
Эта тема меня теперь чрезвычайно интересовала. Мне, само собой, было жаль японский народ, поскольку, по всей видимости, система, в которой он живет, сильно его подвела. Но к человеческому сочувствию примешивалось какое-то злорадство. Мне было приятно читать о том, что банки закрываются и опозоренные главные администраторы каются и рыдают на пресс-конференциях. Ну, и больше всего о том, как только что уволенные мигранты уныло плетутся в аэропорт Нарита, чтобы улететь ближайшим рейсом домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95