Это было для меня бальзамом на сердце. Правда, мне никак не удавалось сосредоточиться.
Перед глазами стояли Джина и Ричард, хотя я видел их недостаточно отчетливо. Джина как будто выскальзывала из фокуса. Кстати, это была уже не моя Джина. Я не мог представить себе дом, где она живет, офис, где она работает, крошечную забегаловку, торгующую лапшой, где она каждый день обедает. Я не мог все это себе представить. Мне не только сложно было увидеть ее новую жизнь. Мне теперь с трудом удавалось вызвать в памяти ее лицо. Но если очертания Джины были размыты, то на месте Ричарда перед моим мысленным вздором просто плавало белое пятно.
Интересно, он моложе меня? Богаче? Лучше меня в постели? Меня бы вполне устроило, если бы Джина ушла к стареющему банкроту-импотенту, которого в ближайшее время сразит старческий маразм. Но понятно, что все это оставалось только в мечтах, хотя мечтать не вредно.
Все, что я о нем знал, – это то, что он женат. Однако и в этом было много неясного. Продолжает ли он жить со своей женой? Американка она или японка? Есть ли у них дети? Серьезно ли это у него с Джиной или он ее обманывает? И что бы мне больше понравилось: чтобы он относился к этому как к случайному роману на стороне или как к любви на всю жизнь? Что бы меня сильнее задело?
– Посмотри на меня!
Я посмотрел и остолбенел.
Пэт очень аккуратно вырулил на своем велосипеде на трамплин. Он балансировал на доске, и от выщербленного бетона на дне бассейна его отделяли десять футов пустоты. Он вытянул ноги по обеим сторонам «Колокольчика» и удерживал равновесие концами грязных кроссовок. Я уже давно не видел его таким счастливым.
– Не двигайся! – испуганно крикнул я.
Его улыбка исчезла, когда он увидел, что я побежал к нему. Мне нужно было идти помедленнее или сделать вид, что все в порядке. Потому что, увидев мое лицо, он стал пятиться назад по трамплину. Но на трамплин было легче выехать, чем съехать с него назад, и мне показалось, что я вижу на замедленной съемке, как одно из боковых колесиков-стабилизаторов «Колокольчика» соскользнуло с трамплина, секунду покрутилось в воздухе, а потом ножки Пэта в грязных кроссовках утратили опору и взметнулись в воздух. И я увидел, как мой мальчик вместе с велосипедом падает головой вниз в пустой бассейн.
* * *
Он лежал под трамплином, сверху на него свалился велосипед, под копной пшеничных волос уже медленно растекалась лужа крови.
Я ждал, что он закричит, как кричал год назад, когда использовал в качестве трамплина нашу кровать и случайно ударился головой о комод. Или когда два года назад он опрокинул свой складной стульчик, пытаясь встать и повернуться к нам с Джиной лицом, как он кричал всегда, когда ударялся головой или падал на живот, или разбивал коленки.
Я хотел услышать, как он кричит, потому что тогда бы я знал, что это всего-навсего очередной ушиб и не более того. Но Пэт молчал, и эта тишина разрывала на части мое сердце.
Глаза у него оставались закрыты, лицо бледное, измученное, как будто ему снился кошмарный сон. Темное пятно крови под головой, как страшный черный нимб, продолжало разрастаться.
– Боже, Пэт, – только и смог выговорить я, сняв с него велосипед и схватив его значительно крепче, чем следовало. – О Боже, – прошептал я, вытащив мобильник из кармана куртки пальцами, липкими от его крови. Лихорадочно набрал пин-код и услышал в ответ омерзительный короткий писк разряженного аккумулятора.
Я схватил сына на руки.
И побежал.
17
С четырехлетним ребенком на руках далеко не убежишь. В этом возрасте дети уже большие, тяжелые и какие-то громоздкие, так что таскать их на удивление неудобно.
Я хотел отнести Пэта к своей машине, чтобы добраться до дома, но, когда я, шатаясь, выбежал из парка, то понял, что это будет слишком долго.
Я ворвался в кафе, где мы когда-то ели зеленые спагетти, Пэт, по-прежнему истекая кровью, беспомощно висел у меня на руках. Было время обеда, и кафе заполняли чопорные служащие в аккуратных деловых костюмах. Все посетители молча уставились на нас, челюсти отвисли, вилки с намотанными на них спагетти застыли в воздухе.
– Вызовите «скорую»!
Никто не пошевелился.
Открылась кухонная дверь, и оттуда, вышла Сид, неся поднос с едой в одной руке и блокнотик с заказами в другой. Она взглянула на нас и вздрогнула при виде безжизненного тела Пэта, пятен крови у меня на рубашке, паники на моем лице.
В следующую секунду она умелым движением поставила поднос на ближайший столик и подбежала к нам.
– Вызови «скорую»!
– Будет быстрее, если я вас отвезу, – сказала она.
* * *
Белые стрелки-указатели на полу больницы вели в сторону отделения травматологии, но задолго до того, как мы туда добрались, нас окружили медсестры и санитары, они забрали у меня Пэта и уложили на каталку. Это была каталка для взрослого, и Пэт выглядел на ней крошечным. Таким крошечным!
Впервые у меня на глаза навернулись слезы, и я часто заморгал, чтобы избавиться от них. Я не мог смотреть на него. И в то же время не мог не смотреть на него. Мой ребенок в больнице. Это неправильно. Это худшее, что может произойти в жизни.
Его быстро катили в глубь здания по переполненным шумным коридорам под длинными желтыми лампами и задавали мне вопросы о дате его рождения, перенесенных заболеваниях, причине ранения головы.
Я попытался рассказать им о велосипеде над пустым бассейном, но не знаю, поняли ли они что-нибудь. Я, например, сам ничего не понимал.
– Мы сделаем все возможное, – пообещала медсестра, и за каталкой с шумом захлопнулись зеленые двери.
Я попытался рвануться следом и мельком увидел мужчин и женщин в темно-зеленых халатах с масками на лицах, блестящий хром медицинских инструментов и какую-то покрытую тканью пластину, на которую они уложили Пэта, – тонкую и зловещую, как тот злосчастный трамплин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95