– Сюрприз, – сказал он, припарковывая свою «тойоту» прямо за школьными воротами. Правда, он забыл уточнить, для кого сюрприз – для Пэта или для меня.
Когда в половине четвертого дети с шумом вылетели из школьных ворот, я понял, что никогда не потеряю его в толпе. Даже среди сотен ребятишек, одетых более или менее одинаково, собственного ребенка все равно можно узнать за целую милю.
Он был вместе с Пегги, маленькой девочкой, которая захотела его опекать. Она поглядела на меня на удивление знакомыми глазами.
– Тебе понравилось? – спросил я его, боясь, что он начнет угрожать, будто перестанет дышать, если его еще раз заставят пойти в школу.
– Знаешь что? – сказал Пэт. – У всех учительниц одно и то же имя. Их всех зовут Мисс.
Отец поднял его и поцеловал. И я подумал: интересно, скоро ли сын начнет отворачиваться от наших поцелуев? Потом он сам поцеловал дедушку – одним из тех крепких, горячих поцелуев, которым научился у Джины, и я понял, что еще нескоро.
– У дедушки в багажнике лежит твой велосипед, – сказал отец. – Мы можем заехать в парк.
– А можно Пегги с нами? – спросил Пэт.
Я посмотрел на девочку с серьезными глазами.
– Конечно, можно, – сказал я. – Но сначала надо спросить у мамы или папы Пегги.
– Мама на работе, – сказала Пегги. – Папа тоже.
– Тогда кто же тебя встречает?
– Бианка, – сказала она. – Моя няня. Хотя я уже не маленькая, чтобы со мной нянчиться.
Пегги огляделась по сторонам. Она всматривалась в стадо взрослых, приехавших за детьми, до тех пор, пока не разглядела то лицо, которое искала. Девушка лет восемнадцати проталкивалась сквозь толпу, посасывая сигарету и выискивая свою подопечную.
– Вон Бианка, – показала Пегги.
– Давай, Пегги! – Девушка протянула ей руку. – Пошли.
Пэт и Пегги, уставились друг на друга.
– Мы собираемся в парк на часок, – объяснил я Бианке. – Пегги может пойти с нами. И вы, конечно, тоже.
Няня помотала головой:
– Нам нужно идти.
– Тогда увидимся завтра, – сказала Пегги Пэту.
– Да, – ответил он.
Пегги улыбалась ему, пока Бианка вытаскивала ее из редеющей толпы.
– Я ее увижу завтра, – сказал Пэт. – В нашей школе.
Его руки были перепачканы, лицо измазано краской, а возле рта прилип кусок вареного яйца. Но настроение было отличное. И в этот момент я понял: в школе все будет нормально.
* * *
Вот еще одно отличие между мной и моим отцом. После того, как Пэт упал в пустой бассейн, я не мог больше видеть его велосипед. Но папа в один из бесконечных часов ожидания в больнице съездил в парк и забрал «Колокольчик».
Велосипед лежал на боку там же, где мы его оставили, – в глубоком конце бассейна, целый и невредимый, только руль немножко погнулся. Я бы с радостью выбросил его в ближайший мусорный контейнер, но отец хотел, чтобы Пэт снова на нем катался. Я не стал с ним спорить: пускай Пэт сам решит.
И вот теперь, когда отец достал «Колокольчик» из багажника своей машины, мой сын очень обрадовался.
– Я выправил руль, – сказал отец. – Его нужно слегка подкрасить, и все. Это и минуты не займет. Я могу сам это сделать, если хотите.
Отец знал, что я не брал в руки кисть с того времени, когда учился в нулевом классе.
– Я сам могу, – угрюмо ответил я. – Надевай куртку, Пэт.
Стоял сентябрь, и в воздухе чувствовался осенний холодок. Я помог Пэту надеть куртку, натянул ему на голову капюшон и увидел, что он с улыбкой глядит на свой велосипед.
– И вот еще что, – добавил отец, доставая из кармана куртки гаечный ключ. – Я думаю, что такому большому мальчику, как Пэт, пора самому снять с велосипеда стабилизаторы.
Вот каков был мой старик в семьдесят лет – крепкий, добрый, уверенный в себе, он улыбался внуку с бесконечной нежностью. И все же я почувствовал раздражение из-за того, что он умеет все делать своими руками, из-за его мужской состоятельности, его абсолютной уверенности, что он может прогнуть мир под себя. Он буквально все мог сделать своими руками. А меня тошнило от одного вида этого велосипеда.
– О Господи, папа, – сказал я. – Он только что свалился с этой чертовой штуковины, а ты уже хочешь, чтобы он снова выписывал на ней кренделя.
– Ты всегда преувеличиваешь. Ну совсем как твоя мама. Я вовсе не хочу, чтобы парень выписывал кренделя, как ты это называешь. Я просто мечтаю увидеть, как он катается без стабилизаторов. Поверь, ему это пойдет на пользу.
Отец присел на корточки и начал отвинчивать от «Колокольчика» маленькие колесики. Глядя на то, как он работает гаечным ключом, я понял, что всю свою жизнь только наблюдаю, как он что-нибудь чинит – сначала у себя дома, потом у меня. Когда начинал мигать свет или протекал потолок, нам с Джиной не нужно было искать мастера и бросаться к справочнику. Мы просто звонили папе.
Взорвавшийся бойлер, протекшие кровельные желоба, дырка в крыше – любая задача была посильна для его ящика с инструментами, всегда содержавшимися в идеальном порядке. Ему нравилось, как Джина хвалила его и даже перехваливала, когда работа была сделана. Отец, как говорила моя мать, имел «золотые руки». Я же был его полной противоположностью. Про таких говорят, что руки у них «растут из задницы».
Однако как только отец закончил отвинчивать колесики-стабилизаторы от велосипеда, лицо Пэта побледнело от страха. Я уже готов был броситься на защиту сына, но сдержался. Потому что если бы я не сдержался, то все несостоявшиеся ссоры за тридцать лет выплеснулись бы наружу: столкнулись бы моя лень и отцовское умение делать все, моя робость и мужская энергия отца, мое стремление к тихой жизни и его безудержная решимость добиться в этой жизни всего, что он задумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95