«Нет, боже упаси. Пусть великую картину наполнят сияющие слова других искателей. Пусть другие продолжат крестовый поход. Мне по-прежнему полагается пятнадцать процентов с продаж, верно? Это валовой доход по прейскуранту, так?»)
Книга «Что мне открылось на горе» породила целую индустрию тиражирования. Нечто вроде непобедимого сказочного зверя или тысячеглавого чудища. Если бы Эдвин пошел к мистеру Змию и компании, вооружившись внушительными графиками и сложными диаграммами продаж, если бы убедил, что популярность книги идет на спад, он бы остался жив и почти невредим. Потенциальные убийцы должны были на это купиться. «Итак, джентльмены, интерес к этой книге ослабевает. Мода прошла. Все снова хорошо!» Графики стали бы доказательством того, что жизнь Эдвина имеет ценность. И все это он решил, опираясь на слова ребят из отдела маркетинга.
А началось с небрежной реплики в кафетерии («Рейтинг книги Тупака Суаре должен когда-то пойти на спад»), затем последовала рабочая гипотеза («Скорее всего, рейтинг Суаре упадет со дня на день»), потом авторитетное предположение («Продажи книги „Что мне открылось на горе“ начали падать. Несомненно»).
Остались только формальности — графики и таблицы, подтверждающие резкое падение продаж. Отдел маркетинга как раз изучал этот вопрос, Эдвин все взвесил и сказал себе: «Может, получится». Он уже репетировал речь, с которой выступит перед мистером Змием и компанией, когда они его снова схватят: «Джентльмены, обратите внимание, этот график на экране…» (И про себя отметил: «Не забыть захватить экран для презентаций».)
Но дальнейшие события развивались не по плану.
Все началось, как часто бывает, с легкого щелчка: щелчка в сознании, когда замечаешь второстепенную, казалось бы, несущественную деталь, которая при более внимательном рассмотрении вдруг вырастает в чудовищную проблему. С Эдвином это произошло так: он пришел домой усталый (как обычно), пнул кота (как обычно; Пуся каким-то образом ускользнул от целого взвода убийц-мафиози), осушил банку пива (как обычно) и проковылял в гостиную, где увидел (как обычно) жену, которая встретила его обычным приветствием — а именно:
— Я не толстая?
— Нет, — вздохнул он. — Прекрасно выглядишь. — И только он собрался в душ, как его осенила догадка о страшных последствиях ее заявления. Он обернулся: — Слушай, почему ты спрашиваешь? Как ты можешь вообще такое спрашивать? — В голосе зазвучала паника. Дженни заморгала:
— О чем это ты, злючка-колючка? — И состроила свою обычную гримаску: наморщила нос, трогательно надула губы, но это не помогло.
— Дженни, зачем ты все время спрашиваешь одно и то же? Ты же прочитала Тупака Суаре. Про самореализацию и про то, что, смирившись со своей внешностью, принимаешь собственную индивидуальность. Про жизнь в согласии с телом, а не в борьбе с ним. Про то, что ты должна определить свой собственный вес, который для тебя удобен, а не тот, что диктует мода. Черт побери, Дженни, почему ты все равно спрашиваешь? Разве тебе важно, как ты выглядишь? Отвечай! — Эдвин уже орал во весь голос. Он прекрасно знал ответ и предвидел ужасные, далеко идущие последствия.
— Эдвин, — сказал она, — успокойся. Я еще не дошла до этого раздела. Собираюсь, но все никак. Сначала я прочитала Ли Бока и как лучше организовать свой день. И рецепты тушеной репы, но не дошла до диет, похудения и всего такого. Собираюсь, но нет свободного времени.
— Нет свободного времени? Да у тебя одно свободное время! Тебе платят за безделье!
— Я как раз думала устроить завтра выходной. Дочитать книгу. Чего так расстраиваться?
Эдвин побрел в коридор, у него выступил холодный пот.
— Копуши, — бормотал он. — О них-то я и не подумал. Я покойник. Мертвец. Меня убьют, разрежут и скормят рыбам, или что у них там сейчас в моде… Все. Конец. Я покойник. — Он повторял эти слова то ли как мантру, то ли как причитания: — Я покойник. Я мертвец.
— Может, хватит? — Дженни, делая наклоны в прихожей, наблюдала за удрученным супругом. — Только настроение мне портишь.
— Мэй, — пробормотал Эдвин. — Надо поговорить с Мэй.
Он выскочил из дома, словно спасался от пожара. Пробежал семь кварталов, всю дорогу до отеля «Девониан», где стояла в ожидании вереница такси. Прыгнул в первую машину, выкрикнул адрес Мэй и добавил:
— Только побыстрее!
— Хм. — Водитель обернулся, на губах блаженная улыбка. — Поток времени не помогает и не противоборствует нашим желаниям. Он существует независимо, окутывая нас своим теплом.
Глаза Эдвина расширились от злобы:
— Почитываете Тупака Суаре?
— Да, есть такое. — Водитель показал книгу — до тошноты знакомая обложка, дешевое двухцветное оформление, скучный шрифт «Вердана», — и глаза его лучились банальностью. — Перевалил за половину. Просто откровение…
— Слушайте-ка, — сказал Эдвин, — если вы не хотите, чтоб я засунул ее вам в глотку, тогда перестаньте цитировать и жмите на педаль, черт побери.
— Вон из машины.
— Что? Да как вы смеете?..
— Вон из машины. Тому, кто оскорбляет Тупака Суаре, нет места в моей машине. Вон отсюда, живо!
Наконец нашелся водитель, не читавший Тупака Суаре («Все хочу, да времени нет»), и лишь когда стемнело, такси остановилось у дома Мэй. Эдвин принялся давить на кнопку звонка гораздо сильнее, чем нужно.
Мэй собиралась пить чай — и только чайник начал посвистывать, ворвался Эдвин, размахивая руками и отчаянно жестикулируя:
— Все еще хуже, чем я предполагал! Намного хуже.
— Эдвин, больше так не делай, пожалуйста, — сказала Мэй, обнимаясь с кошкой, теплой урчащей грелкой, обернутой мехом. — Я могла быть не одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86