— Ты должен уходить. Скоро настоятельница придет будить нас на молитву.
Петрониус вскочил и быстро оделся, не забыв поцеловать Зиту.
— Подожди. Обещай мне не становиться между патером Берле и мастером Босхом. Не вмешивайся! Обещай мне, Петрониус!
Все еще опьяненный ее ароматом, он спросил:
— Что тебе известно обо всем этом? Почему они бросаются друг на друга, будто голодные волки?
Зита встала, прижалась к Петрониусу и обняла его.
— Если ты вмешаешься, то окажешься на костре или в Доммеле, как многие до тебя.
— Многие до меня? — повторил Петрониус. И тут ему пришла в голову мысль, которую не следовало высказывать вслух. — Как Ян де Грот? И Питер?
Зита отвернулась. Потом быстро схватила свое одеяние и надела. Когда девушка снова повернулась к нему, в ее глазах блестели слезы.
— Ян де Грот заслужил смерть. И Питер был не лучше. А теперь исчезни.
Петрониус стоял как вкопанный. Зита знала о судьбе обоих!
— Что случилось с Яном де Гротом? Я должен знать, я получил от него сообщение, которое у меня украли в трактире «У орла».
Зита отошла и села на сундук. Она оперлась спиной о стену, будто боялась упасть.
— Что он написал?
Петрониус пожал плечами:
— Понятия не имею. Я не смог прочесть, потому что записка написана невидимыми чернилами.
Зита вздохнула:
— У кого она теперь?
Юноша снова пожал плечами, встал перед Зитой на колени и коснулся ее рук.
— Я не знаю, Зита. Листок вырвали у меня из рук, и даже Длинный Цуидер не понял, кто украл его.
На другом конце коридора просыпалась жизнь. Стук в дверь, тихий шепот, переходящий в молитву, становились все ближе.
— Ты должен идти. Будят на молитву, — настаивала Зита. — Увидимся завтра. Мистерия начинается.
Петрониус выглянул в коридор и смог различить фигуру со свечой, свет которой то опускался, то поднимался. Женщина хромала. Она останавливалась перед каждой дверью, стучала и ждала, пока очередная монахиня не присоединится к процессии. Все вместе шли к следующей двери. Петрониус уже собирался выскользнуть из кельи, как вдруг почувствовал у себя на плече легкую как перышко руку Зиты.
— Беги из города, Петрониус, и никогда не возвращайся, если жизнь и искусство дороги тебе! Забудь меня, беги сегодня ночью!
У Петрониуса не оставалось времени ответить. Когда процессия остановилась у очередной двери, он выскользнул из кельи и поспешил вниз по лестнице.
XII
— Зачем вы заманили меня в кабинет раритетов?
Петрониус старался произнести вопрос невинным тоном, в третий раз счищая краску с лица ученого на портрете. Грунтовка едва держалась, а доска уже истончилась от постоянных прикосновений скребка.
— Вам известно, что значит наука, Петрониус? Когда любопытство не отпускает вас, когда вы одержимы в своем желании узнать типичную суть вещей и явлений? Вы имеете хоть малейшее представление о том, что заставляет таких людей, как Христофор Колумб, отправляться в дальние путешествия?
— Не двигайтесь, пожалуйста, меестер. Подбородок и щеки нужно наконец закончить, — прервал Петрониус разглагольствования Якоба ван Алмагина.
Уверенной рукой он водил кистью по серой поверхности, нанося контуры. От лба и волос перешел к лицу и уже после первых штрихов понял, что они снова не получатся. Щеки выходили слишком мягкими, а подбородок — круглым.
— Скоро я сдамся, меестер.
— Видите, даже работа с кистью и красками может стать приключением. Иной раз это сравнимо с открытием Колумба.
— Только в отличие от меня мореплаватель открывает вещи, которые существуют в природе, тогда как художник в своих путешествиях должен изобретать. Но вы не ответили на мой вопрос.
Взгляд Петрониуса постоянно переходил от картины к модели, и от него не ускользнуло внимание, с которым ученый наблюдал за его работой.
— А разве вам не любопытно было узнать, что скрывается за таинственной дверью?
Петрониус кивнул, отошел от картины на несколько шагов, чтобы лучше ее рассмотреть, и тихо выругался, потому что не понимал, что мешает нарисовать лицо ван Алмагина. Если смотреть на его голову, это был мужчина, но женское платье, грудь и бедра подошли бы ему больше.
— И все же я не вижу смысла, меестер. Вы могли бы показать мне кабинет после сеанса, или мастер Босх привел бы меня туда и объяснил все сам.
В последней попытке Петрониус провел кистью по лицу, и образ получился мужской, вот только он не был похож на Якоба ван Алмагина.
— Разные вещи — обнаружить что-то самому или открыть тайну с помощью третьего лица. Таков принцип работы наших университетов. Никто из студентов не задумывается, каким может быть наш мир, потому что все получают объяснения от профессоров. Нужно принять модель, верить в нее. Самое страшное, что это заслоняет путь для других решений. Сравните с красками, Петрониус. Если сами толкли и смешивали пигменты — вы создали цвет и знаете, как его изменить, чтобы он получился ярким и стабильным. Если вы купите готовую краску, то не будете знать всех ее свойств, поскольку процесс ее приготовления вам неизвестен.
Петрониус сдался и закрыл картину тканью.
— На сегодня все, меестер. Ваши объяснения просветили меня. Но к чему вы клоните?
— К результату! — прогремел за спиной голос, услышав который, подмастерье выронил палитру,
Петрониус не заметил, как в мастерскую вошел Иероним Босх. Он быстро наклонился и поднял свои инструменты.
— Если я объясню вам, что сова — символ мудрости, то, увидев ее на картине, вы скажете: речь идет об олицетворении мудрости. Если же вы, Петрониус, были однажды в лесу и наблюдали за ночной охотой совы, пролетавшей над вами и испугавшей вас до смерти, то осознаете, что сова может быть символом страха и испуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99