Сквозь пустые глазницы руин на озеро перед городом падал резкий свет, и вода отражала красноватое сияние. А пока город горел, армии опустошали страну, сметая все на своем пути.
— Содом и Гоморра! — отважилась прошептать Зита, не выпуская из виду Петрониуса. Юноша слегка пошатывался.
От изображенного на картине у девушки перехватило дыхание, по телу побежали мурашки, однако она встряхнулась, пытаясь побороть неприятное чувство.
— Весь мир скатывается в пропасть, — произнес Петрониус хрипло, — и огонь исходит из самой земли, а вода… вода тоже загорелась и пылает. А ветряная мельница? Видишь ее, Зита? Лопастей уже нет. Воздух превратился в горящее дыхание. Огонь пожирает все. Город погружается в пылающее дыхание жары, превращаясь в пыль и пепел. Огонь поймал все четыре элемента и уничтожил их. Что будет потом?
У Петрониуса подкосились ноги, но Зита поддержала его. Юноша тяжело дышал, хрипел и с трудом произносил слова:
— Босх нарисовал мои кошмары, Зита! Ты понимаешь, мои кошмары, не свои! Как он узнал о моих кошмарах, как?
Звонкий смех, огласивший церковь, заставил Зиту и Петрониуса обернуться.
— Кто это? — спросил Петрониус.
Он дрожал, все его чувства обострились до предела. Холод, дождь, лихорадка, образы картины слились в мозгу в один сплошной туман. Смех раздался снова, эхом отражаясь от мощных стен. Сначала Петрониус подумал о видениях смятенного духа. Может, смеялся он сам и спутал свой голос с чужим?
— Черт! — вскрикнула Зита и прижалась к Петрониусу.
— Черт может застать везде, но не станет смеяться над нами, — прошептал Петрониус, пытаясь взять себя в руки и отыскать источник смеха.
Акустика собора пугала его.
— Кто бы ты ни был, выйди и покажись!
— Вы разрабатываете новую теологию, Петрониус Орис, или снова напали на след тайны? Вы не узнаете меня, вашу совесть?
Петрониус закрыл глаза, чтобы узнать искажаемый эхом голос. Зита подняла голову и тоже прислушалась. Неожиданно Петрониус понял.
— Якоб ван Алмагин!
— Да, — прошептала Зита, — это меестер!
— Вы осмотрели картину, Петрониус Орис? Вы видели Апокалипсис? Конец света. И в воздухе будет летать птица, огромная, как город, и огонь будет идти дождем, пока не сгорит земля и не высохнет вода, пока воздух не сгорит и пламя не уничтожит оставшихся людей.
Петрониус отпустил Зиту и повернулся, не открывая глаз. Он хотел определить, где находится Алмагин, связать голос с телом, но не смог установить, откуда шел звук. Казалось, ученый летал по церкви, произнося каждое слово в разных местах. Как художник ни старался сосредоточиться, он не смог различить шагов.
Охрипшим голосом он выкрикнул в темноту:
— Что вам нужно от нас? Исчезните из нашей жизни, Якоб ван Алмагин. Нам больше нечего сказать!
Снова раздался смех — еще выше, еще резче, чем в первый раз.
— Не будьте таким примитивным, Петрониус. Нам еще надо поговорить. Я хотел бы узнать, давит ли на вас кошмар, видите ли вы меня во сне — человека-дерево, который был для вас сосудом и оболочку которого вы хотите стряхнуть с себя?
Петрониус закашлялся и упал на пол. Зита не удержала его. Ноги и руки художника горели, лицо, казалось, вздулось от жара. Он дрожал как осиновый лист. Юноша хватал воздух ртом, пытаясь собраться с мыслями, но они ускользали от него. Воск свечи, которую он все еще держал в руке, капал на пол. Перед внутренним взором Петрониуса возник образ человека-дерева.
— Ваше лицо, — пробормотал он упрямо. — Ваше лицо! — закричал юноша, пытаясь перекрыть свое эхо. — Это ваше лицо!
В воображении вдруг всплыла сцена рая и слилась с изображением человека-дерева. Петрониус умер и стал дуплом. Казалось, пришло его время, настал его час, как у дубов, которые погибают, выеденные грибком.
— Хотите узнать, почему у вас перед глазами стоят кошмары ада? Вы не поверите!
Петрониус закашлялся. Вязкая мокрота застряла в грудной клетке и никак не хотела выходить.
— Вы играли моими страхами, меестер Якоб.
— Не вашими страхами, нет. Вашими кошмарами. Они помогли нам больше, чем Ян де Грот. Он был ничтожным существом по сравнению с вами, негодным медиумом.
— Вы дьявол! — из последних сил выкрикнул Петрониус в пустоту, и слова эхом отразились от стен.
Звонкий смех заглушил крик. Подмастерье вспомнил о крюках в стене перед его окном, которые обнаружил нищий. Якоб ван Алмагин поднимался туда и обрабатывал юношу своей мазью, как и мастера Босха! Но почему он не просыпался? Может, ему добавляли в пиво или другое питье порошок? Разве ученый не говорил о ядах?
Жар делал мысли неясными и сбивчивыми, но из многих деталей складывалась совсем иная картина.
— ы несправедливы к себе, Петрониус Орис. Вы внесли большой вклад в это произведение. Вы — духовный творец створки ада! Вы должны гордиться.
— И сдохнуть от этого! — прокашлял в ответ художник. Зита явно потеряла терпение. Она схватила Петрониуса и потащила к выходу.
— Майнхард, Майнхард! — позвала девушка, и возница тотчас же вышел из тьмы.
Он сразу все понял, взвалил горящего от жара художника на плечо и вышел из собора. Шел сильный дождь, и все трое мгновенно замерзли. Зита убрала со лба Петрониуса волосы. Немного позже они уже стояли во дворе имения Босха. Майнхард вошел через деревянные ворота во внут реннийдвор, с трех сторон окруженный постройками. Только в окне второго этажа мерцал огонь — остальные окна казались мертвыми. Даже собаки не лаяли, хотя в городе они встречались на каждом шагу. Зита дрожала всем телом. Майнхард направился к двери в боковом флигеле и постучал. От дыхания шел белый пар. Прежде чем дверь открылась, Петрониус вскрикнул, его тело выгнулось в судорогах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99