яблоки, бананы, апельсины. Все под стеклом и скособоченны
е. Он хотел упомянуть об этом, но подумал, а стоит ли наговаривать на пленк
у про три скособоченные картины? Вот и про перекошенную дверь хотел наго
ворить, да только выяснилось, что дверь совсем и не перекошена, просто в ка
кой-то момент его подвели глаза, ничего больше.
Левый верхний угол картины с дамой на ступенях опустился как минимум на
дюйм относительно правого. Точно так же висел и парусник, с борта которог
о пассажиры наблюдали за летающими рыбами. А вот у желто-оранжевых фрукт
ов, Майку казалось, что они освещены жарким экваториальным солнцем, солн
цем пустыни, каким рисовал его Пол Боулс, левый верхний угол поднимался н
ад правым. Взгляда, брошенного на картины хватило, чтобы вновь вызвать то
шноту. Его это не удивило. Срабатывал рефлекс на определенную ситуацию. О
н столкнулся с этим на «КЕ-2». Тогда Майку объяснили, что со временем челов
ек привыкает к качке и «морская болезнь сходит на нет». Но Майк не провел в
море достаточно времени, чтобы адаптироваться к качке, да, пожалуй, и не х
отел. Вот и не удивился, когда скособоченные картины в гостиной номера 1408 в
ызвали у него рецидив морской болезни, которую, правда, в данном конкретн
ом случае следовало назвать сухопутной.
Стекла над картинами покрывала пыль. По одному он провел пальцами, какое-
то время смотрел на две параллельные полосы. На ощупь пыль казалась жирн
ой, склизкой. «Как шелк перед тем, как он начинает гнить», Ч пришло на ум, н
о и это сравнение он не собирался оставлять на пленке. Откуда он мог знать
, каков на ощупь шелк, который вот-вот сгниет? На такие сравнения способен
только пьяный.
Поправив картины, он отступил на шаг и вновь внимательно всмотрелся в ка
ждую: женщина в вечернем туалете у двери, ведущую в спальню, пароход, бороз
дящий одно из семи морей, слева от письменного стола, и, наконец, отвратите
льно нарисованные фрукты у стойки с телевизором. Где-то он ждал, что карти
ны вновь скособочатся, а то и упадут на пол, как это случалось в фильмах вр
оде «Дома на холме призраков» или в некоторых сериях «Сумеречной зоны»,
но картины висели ровно. При этом он сказал себе, что не удивился бы, если б
картины скособочились. По собственному опыту знал, что повторяемость за
ложена в природе вещей: люди, которые бросили курить (не отдавая себе отче
та, он коснулся сигареты за ухом), хотят взяться за старое, картины, провис
евшие скособоченными с тех времен, когда Никсон был президентом, стремят
ся вернуться в привычное положение. «И так они провисели долго, двух мнен
ий тут быть не может, Ч думал Майк. Ч Если я сниму их со стен, то увижу за ни
ми более темные, не выцветшие участки обоев. Может, полезут и какие-нибудь
жучки-червячки, как бывает, если выворачиваешь из земли камень».
Он и сам не знал, откуда взялась эта шокирующая и отвратительная мысль, но
перед его мысленным взором возникли слепые белые черви, как гной, выполз
ающие сквозь прямоугольники обоев, прикрытых картинами.
Майк поднес минидиктофон ко рту, включил его на запись, сказал: «Такие мыс
ли появились у меня в голове стараниями Олина. Он изо всех сил пытался нап
угать меня, сбить с толку, дезориентировать, и ему это удалось. Я не хотел…
» Не хотел что? Об этом можно только догадываться. Потому что на пленке сле
дует короткая пауза, после которой Майк Энслин говорит ясно и отчетливо,
чеканит: «Я должен взять себя в руки. Немедленно», Ч и следует щелчок вык
лючения записи.
Он закрыл глаза четыре раза глубоко вдохнул, задерживая воздух на пять с
екунд, прежде чем выпустить его из груди. Раньше ничего похожего с ним не с
лучалось, ни в домах, где вроде бы обитали призраки: ни на кладбищах или в з
амках, славящихся тем же. Какие там признаки, скорее, речь могла о том, что о
н обкурился низкокачественной травкой.
«Это проделки Олина. Олин загипнотизировал тебя, но ты вырвался из-под ег
о чар, Ч послышался в голове внутренний голос. Ч Ты должен провести чер
тову ночь в этом номере, и не только потому, что в более интересном месте т
ы еще не бывал (даже без Олина ты близок к тому, чтобы написать о призраках
лучшую историю десятилетия. Главное, ты не должен дать Олину выиграть. Ем
у и его лживой байке о тридцати людях, которые вроде бы здесь умерли, они н
е должны победить. Ты окажешься на коне Ч не он. Поэтому глубокий вдох… в
ыдох. Глубокий вдох… выдох».
Он вдыхал и выдыхал порядка девяноста секунд, и когда вновь открыл глаза,
почувствовал себя гораздо лучше, практически пришел в норму. Картины на
стенах? Висят прямо. Фрукты в вазе? Такие же желто-оранжевые, разве что еще
более отвратительные. Безусловно, фрукты из пустыни. Съешь один, и будешь
дристать до посинения.
Он нажал клавишу «RECORD». Зажегся красный огонек. «На минуту-другую у меня за
кружилась голова, Ч он двинулся к письменному столу. Ч Должно быть, пох
мелье после олинской болтовни, но я могу поверить, что почувствовал чье-т
о присутствие, Ч ничего такого, он, разумеется, не чувствовал, но это был т
от самый случай, когда мог диктовать, что вздумается. Ч Воздух спертый. Н
о плесенью или пылью не пахнет. Олин говорил, что при уборке номер всякий р
аз проветривается, но прибираются быстро… и воздух спертый.
На письменном столе стояла пепельница, небольшая, из толстого стекла, ка
кие встретишь в любом отеле, в ней лежала книжица спичек. Само собой, с оте
лем «Дельфин» на этикетке. Перед отелем стоял швейцар в давнишней унифор
ме, с эполетами, расшитой золотом, в фуражке, какую сейчас можно увидеть в
баре для геев, угнездившуюся на голове мотоциклиста, остальной наряд кот
орого может состоять лишь из нескольких серебряных браслетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15