Эта ночь тоже кое-что поменяет.
Тогда Октавия перестала быть его другом. По правде говоря, он и раньше думал о ней как о девушке. Какой юноша хотя бы раз не подумает так о юной леди, с которой хорошо знаком? Но с Октавией все было по-другому. Это было больше чем просто физическое влечение. Как-то само собой получилось, что Норт влюбился. И подозревал, что она тоже влюбилась в него.
И вот снова его первая любовь, его первая любовница у него в объятиях. Совершенно естественно, что ему вспомнились прежние ощущения. Понятно, откуда взялась в нем эта щемящая нежность. Он любил Октавию не просто как девушку, но и как друга, и как человека. У него в сердце для Октавии нашлось особое место. После всех этих лет он все равно отдал бы за неё жизнь, не раздумывая ни минуты. Он готов на все, только чтобы она была счастлива.
Даже готов смотреть, как она выходит замуж за милейшего человека, совершенно не подходящего ей. Даже готов притвориться, что собирается увести ее у него. Хотя сейчас это не казалось притворством.
Но тяжелее всего было чувство вины. Что он делает на этом глупом балу, если убийца разгуливает на свободе? Какое он имеет право танцевать с Октавией и млеть от ее присутствия, если Харкер в это время смеется над ним? Черная Салли давала самый лучший шанс схватить бандита, а теперь ее не стало. В этой смерти виноват Норт. Нельзя было отправлять Харриса в одиночку. Норту тогда показалось, что парнишка со всем справится. Нужно было догадаться, что Харрису не по силам головорезы Харкера. Норт сам должен был водить Салли. А сейчас вместо того, чтобы мстить за смерть, он занимается любовными невзгодами знатного господина.
Только какой-нибудь ненормальный мог отдать этому делу предпочтение перед поимкой Харкера. Пока Норт тут сейчас танцует в сиянии люстр, Харкер наслаждается еще одной ночью свободы. Пришлось напомнить себе, что поклонник Октавии тоже может быть опасным. Норт сам-то верил в это? Иногда – да.
Неужели здравый смысл и чутье оставили его?
Все, кто присутствовал на балу, увидели, как он знакомится с Октавией, а потом стали свидетелями его откровенного интереса к ней. Если сплетники еще не проснулись, то очень скоро заработают языками. Разве могло быть иначе? В шелковом светло-коричневом платье Октавия была ослепительна. Смог бы Норт посмотреть на какую-нибудь другую женщину? И Октавия, надо отдать ей должное, явно была в восторге от него.
– Люди таращатся на нас, – сообщил Норт, двигаясь с ней по кругу. Конечно, он ведь пригласил ее на вальс. Танец все еще оставался вполне скандалезным, чтобы вызывать переполох.
Глядя на Норта снизу вверх, она заулыбалась, словно он польстил ей. С какой легкостью она встроилась в их игру!
– Разве ты не этого хотел?
– Этого. Только вот разговаривать в танце трудно.
– Разговаривать? – У нее дрогнули ресницы. – О чем нам говорить?
Издевается! Она любит издеваться над ним. Всегда любила.
– Ну, например, что ты поведаешь Спинтону, когда он поймет, что ты уже не девственница?
О потрясении сказали лишь глаза, выражение лица не изменилось.
– Не время и не место сейчас задавать такие вопросы. Они вновь пошли по кругу, их шаги были идеально синхронны.
– Значит, ты собираешься скрыть это от него? Лицо у нее оставалось безмятежным, но голос – сплошной лед:
– Именно так я и сделаю.
– А если он догадается? – Норт снова вонзил шпильку. Точно так же, как в детстве, когда изводил ее до тех нор, пока она не начинала отвечать тем же или не ударялась в слезы. Он терпеть не мог ее слез.
– Не догадается.
– Откуда ты знаешь?
У нее на щеках появился румянец, но тон так и остался ровным и спокойным:
– Потому что я уверена, у него нет никакого понятия, как женщину лишают невинности.
Возможно. Мало кто среди знакомых Норта имел дела с девственницами, во всяком случае, до женитьбы. К распущенности относились отрицательно почти на всех уровнях общества. У Норта все любовницы, за исключением Октавии, были искушенными женщинами. Ему нравилось, когда любовница тоже получает удовольствие от постели, а не боится ее.
– Если он все поймет, ты скажешь ему про меня? Взгляд у нее прояснился, а чувственный рот тронула довольная улыбка.
– Ты ревнуешь.
– Ни в коем случае! – И кто кого сейчас задел?
– Нет, ревнуешь. Ревнуешь к Спинтону. Наверное, боишься, что он как любовник будет лучше тебя?
Норт насупился. Получать от нее сдачу он тоже ненавидел.
– Ох, Норри, – покачала головой Октавия. – Тут нечего стыдиться. Мне кажется, это очень естественно, если помнить о нашей дружбе и наших отношениях. Представляю, что я почувствовала бы к какой-нибудь женщине, если бы вдруг узнала, что ты на ней женишься.
От этой мысли ему стало спокойнее.
– Сомневаюсь, что у тебя будет такая возможность.
Юбка Октавии волнами закрутилась вокруг его ног. Они как раз выполняли вращение.
– Почему нет?
– Потому что я не собираюсь жениться. Она нахмурилась:
– Не говори глупостей.
Глупостей? Это всего лишь здравый смысл. Что же тут глупого?
– Женщина, которая выйдет за меня, окажется в уязвимом положении из-за особого рода моей работы. Какая женщина согласится с этим?
– Та, которая любит.
Сердце от таких слов подпрыгнуло.
– Только согласится ли женщина, которая любит, сидеть и спокойно смотреть, как я раз за разом влезаю в опасные переделки? Я не посмею попросить ее смириться с такой жизнью.
– Поменяй свою жизнь.
Норт засмеялся. Получилось как-то горько.
– Тогда я должен любить ее больше, чем работу. Еще нужно встретить такую женщину. – Двенадцать лет назад этот ответ мог быть другим.
Ее кобальтовые глаза наполнились искренним сочувствием, что Норту не понравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91