Гордость мешала ей попросить свекра – деда Октавии – о помощи? А согласился бы старый граф оказать помощь, если бы она попросила? Хотя Октавия и любила старика, он отнюдь не был святым. Возможно, мать боялась, что он заберет у нее Октавию. Тем более что, будучи пэром, он мог такое устроить.
На лестнице послышались шаги. Потом раздался стук, и служанка просунула голову в приоткрытую дверь.
– Прошу прощения, миледи, приехал лорд Спинтон.
Ага, наверное, чтобы забрать Беатрис. Неужели прошло так много времени? Значит, она пробыла здесь по меньшей мере два часа.
– Спасибо, передай ему, что я сейчас спущусь. Октавия положила материнские дневники в сундук и опустила тяжелую крышку.
Спинтон ждал в гостиной то ли ее, то ли Беатрис. Или их обеих. Он выглядел безупречно в светло-коричневых бриджах и утреннем сюртуке темно-синего цвета. Его рыжеватые волосы были тщательно завиты, галстук повязан безукоризненно, подбородок идеально выбрит. У него никогда не торчала щетина. Борода ведь сущее варварство!
А у нее-то какой видок сегодня!
– Доброе утро, Спинтон.
Он обернулся. Приветливое выражение сменилось неудовольствием.
– Ты выглядишь как поломойка. Октавия пожала плечами:
– Я делала уборку. – Правду говорить не хотелось. Может, она все-таки стесняется своей матери.
Или, может, просто не хочется заступаться за мать перед человеком, который совершенно не знал ее и не имел права судить.
Он очень удивился:
– У тебя же есть слуги.
– Иногда мне нравится все делать самой. – Сможет он понять ее? – А тебе, Спинтон, неужели это не нравится?
Он посмотрел на Октавию так, как будто у нее выросла вторая голова.
– Ты не говорила, что любишь копаться в грязи. Что тут скажешь? Да, ей нравилось обливаться потом, нравилось, как тело пышет жаром от физических нагрузок.
– Когда мы будем заниматься любовью, ты станешь настаивать, чтобы мы Делали это в темноте и чтобы я оставалась в ночной сорочке, задрав ее до пупа, а ты будешь с головой накрываться простыней, да?
Бедный Спинтон чуть не рухнул. Он зашипел и забрызгал слюной.
– Господи, что за вопросы такие! Октавия пожала плечами:
– Очень честные.
– Это влияние Шеффилда? – Его лицо пылало. – Он бывает грубым и бесцеремонным.
– Нет, мистер Шеффилд не имеет к нашему браку никакого отношения, Фицуильям. Ты, кстати, знаешь, что приставка «фиц» имеет значение «незаконнорожденный»?
Он выглядел страшно комично в своем недоумении.
– Какое это имеет значение? Еще одно пожатие плечами.
– Никакого. Мне просто интересно. Это же фамилия, да?
– Девичья фамилия моей матери. – Он оправил сюртук. – Ты ведь знаешь.
– Ах да. Значит, кто-то в роду твоей матери был ублюдком. – Она покачала головой.
– Октавия!
Скривившись, Октавия замахала на него рукой:
– Ой, помолчи! Я не собиралась тебя оскорблять. – Или все-таки собиралась? Если нет, тогда зачем нужно было говорить такие вещи человеку, который не приемлет от леди подобных выражений?
Спинтон стоял красный и растревоженный.
– Клянусь, иногда я не узнаю тебя. «И никогда не узнаешь!»
– Не думала, что ты такой ханжа, Фицуильям. – Вот это была ложь, наверное, первая в жизни Октавии.
Он заиграл желваками.
– А я не думал, что ты можешь так говорить, Октавия.
Да уж, потрясти его ей удалось. И полностью обезоружить. Что еще ему устроить?
– Я способна не только на разговоры, мой дорогой. У него на горле подпрыгнуло адамово яблоко. Ей показалось, или он на самом деле отступил назад?
– Что будешь делать? – спросил он, когда Октавия подошла ближе.
– Я вдруг поняла, что мы с тобой целую вечность не целовались. Не будешь возражать, если я тебя поцелую?
Ему потребовалось время, чтобы ответить.
– Э… п-почему бы нет.
Она заставила его занервничать. В глазах появились неуверенность и ожидание. В конце концов, несмотря на всю свою зажатость, Спинтон все-таки был мужчиной. Он находил Октавию привлекательной. Ему нравилось предъявлять на нее права, хотя он, как, впрочем, и она, понимал их иллюзорность.
Хотелось ли ей затащить его в постель? Пожалуй, нет. Могла бы, но не хотела. Вдобавок у Норта имелось невольное преимущество перед Спинтоном. Норт уже был любовником Октавии, и она желала его снова.
Но главное, ей хотелось сравнить, как они целуются. Ее подмывало узнать – нет, ей крайне необходимо было узнать! – сумеет ли он распалить ее так, чтобы стало жарче, чем в битком набитом театре во время августовской грозы. Именно это Октавия ощущала с Нортом.
И еще. Ей захотелось заставить Спинтона пожалеть о том, что он обозвал ее поломойкой.
У нее были грязные, пыльные руки. Поэтому она не стала дотрагиваться до него. Октавия просто встала на цыпочки, сокращая расстояние между ними, и прикоснулась к его губам.
Спинтон сам схватил ее и прижал к себе. Он поразил ее до глубины души, когда раздвинул ей губы и проник языком в рот. Он поцеловал ее так, как еще никогда не целовал. Со страстью, какой она в нем не подозревала.
Но все равно это было не то. Он целовал ее с отчаянием, о причинах которого" Октавия могла только догадываться. Словно хотел что-то доказать ей. Какая бы причина ни стояла за этим, язык делал свое дело.
– Простите, что заставила… О!
Октавия вырвалась из объятий Спинтона и почему-то с облегчением сообразила, что их застала Беатрис, а не Норт. Учитывая, каким пиететом кузина окружила Спинтона, это, разумеется, было совсем ни к чему.
Бедняжка Спинтон послал Беатрис извиняющийся взгляд. А та в замешательстве смотрела на парочку.
И с ревностью. И с болью.
– Извините меня, – хрипло произнесла Беатрис. – Дверь была открыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91