И он ощутил вместе с ним. Особенно когда увидел, что убить оказалось легче, чем перевезти группу девчонок через границу. Главное -- не вспоминать об этом.
Пистолет дрожал в вытянутой руке Пеклушина.
-- Ты... ты... -- слова исчезли из его головы, словно он их все разом забыл.
Пеклушина уже не было в Пеклушине. За красивой оправой очков жил зверь, страшный дикий зверь, готовый вот-вот завыть. И только одно мешало сейчас Пеклушину, чтобы решиться на самое страшное: в Ольгу он стрелял в упор, а до Прислонова было не меньше семи метров дистанции. Но он все же нажал на спусковой крючок.
Под звук выстрела, громом ударивший по ушам, Прислонов прыгнул вправо, к черной туше охранника. С того дня, как его короновали на вора в законе, оружия он не носил, потому что уже само звание как бы делало его бессмертным, а ближайший "ствол" сейчас грелся под мышкой у телохранителя. А тот, как назло, настолько увлекся поиском самых больших грудей на фотографиях, что не только не слышал разговора, но и не заметил появления пистолета в руках у Пеклушина.
А когда грохнул выстрел и кто-то кинулся на него слева, он машинально сам отпрыгнул к компьютерам и сшиб локтем огромный монитор на пол. Избавляясь от ваккума в трубке, кинескоп монитора рванул гранатой и перекрыл своим грохотом второй выстрел.
Прислонов внезапно наткнулся на затвердевший воздух, попытался проломить его грудью, чтобы прорваться, пробиться к пистолету своего тупого телохранителя, но воздух резко почернел. Он хватанул его широко открытым ртом, но ни одного глотка не поймал. Воздух словно бы выкачали из кабинета, залив на замену ему нечто черное и дурманящее голову. И когда Прислонов глотнул еще раз, то, наверное, вовнутрь попало именно это черное и дурманящее. И он упал лицом прямо на пластиково-стеклянные останки монитора.
Телохранитель Прислонова все-таки успел выхватить свой теплый ТТ, сбросить предохранитель и послать ответную пулю в сторону Пеклушина, но того за столом почему-то не было, и пуля всего лишь проколола кожаную спинку кресла. Ствол тут же метнулся вправо, метнулся к тому, что двигалось, и послал вторую пулю туда.
-- Ма-а! -- взвизгнул впрыгнувший на подоконник охранник Пеклушина.
Он уже распахнул окно, ощутил спасительный холод улицы, но какой-то острый крючок вонзился ему в спину и потянул назад. Он обернулся, чтобы увидеть, что же это за рыбак заудил его, и тут же второй крючок, вонзившись уже в грудь, дернул его назад, в комнату. Охранник упал ничком на пол, прямо на скользкие яркие фотографии, которые он уже не видел.
В расширившихся карих глазах прислоновского телохранителя отпечаталась коричневая кожаная куртка с раскинутыми в стороны рукавами, отпечатался стол, все еще укрытый пестрой скатертью фотографий, и то, что за этим столом не было Пеклушина, успокоило его. В запале перестрелки он не помнил, попала ли его первая пуля, и только тишина, обрушившаяся на комнату, пыталась убедить его, что попала. Он повернулся к лежащему Прислонову, громко раздавив осколок стекла, и вздрогнул от одновременной острой боли в плече и грохоте выстрела.
-- А-а! -- разжались от этой резкой боли его пальцы, и черный уголок ТТ, отлетев метра на два в сторону, упал на пол, прямо к стриженой голове неподвижного пеклушинского охранника.
-- Стоять! -- омертвил его голос.
Пеклушин и сам не помнил, зачем он нырнул под стол после того, как увидел падающего Прислонова. Может, не хотел досмотреть сцену падения? Или успел заметить какое-то движение у его охранника? А, может, не было ни первого, ни второго, а просто спасло заученное с детства: нашкодил -спрячься. В детстве это выручало часто. И он спрятался. И спасся, пока прислоновский амбал крушил его собственного охранника, оказавшегося сволочью и трусом.
-- Не двигаться! -- добавил он, хотя черная кожаная куртка и без того не двигалась.
Что делать дальше, Пеклушин не знал. И если бы не стоящий метрах в семи напротив него и затравленно дышащий охранник с уродливо набухшей нижней губой, он бы просто завыл.
23
Опорный пункт встретил чавканьем. Еще никого не видя, Мезенцев уже поздоровался.
-- А-а, ш-шдорово! -- голосом Шкворца ответили ему.
Мезенцев заглянул в соседний кабинет и, как ни ощущал раздражение, готовое вот-вот выплеснуться на кого-нибудь, на мгновение забыл и о нем. За столом, покрытым газетой, египетским фараоном восседал Шкворец, а перед ним лежало не менее двадцати бутербродов с колбасой, салом и сыром.
-- Заходь! -- по-фараоновски властно махнул он рукой и, экономя движения, этой же рукой на возврате ее к родному телу отправил в рот очередной бутерброд. Отправил целиком.
Разжевав тягучее сало крепкими белыми зубами, как-то радостно спросил:
-- С энэсэсом тебя?
"А ты откуда знаешь?" -- с еще более усиливающимся удивлением подумал Мезенцев, прислонившись плечом к дверному косяку.
-- У меня агентурная работа хорошо поставлена, -- ответил на мысленный вопрос Шкворец. -- Все про всех знаю. Особливо на своем участке... А с Хребтовским ты зря поцапался. Он мужик дужжэ мстительный... А все потому, что ты ему при назначении не проставился! Точно? Горилку не поставил?.. Ну, водяру, в смысле?
"Не поставил", -- про себя ответил Мезенцев.
-- То-то и оно!.. Теперь горилкой не отделаешься. Теперь надо ему коньяк подарить. Хранцузский!.. Сразу энэсэс сниметь!
"Перебьется!" -- мысленно выплеснул раздражение Мезенцев.
-- От и зря! -- вбив в рот следующий бутерброд, пробурчал Шкворец. -Не подмажешь -- не поедешь. Нельзя от всего народу так отличаться! Ты ж и в морпехе таким був правильным, а правильных, друже, нигдэ нэ люблять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78