Наверное, этих взглядов им вполне хватило на знакомство, потому что ни о чем они Ирину не спросили и вообще вели себя так, словно контролер впустил в камеру свежий воздух, а не человека. Игра это или обязательный ритуал, Ирина не знала, а потому и сама, изобразив глухонемую, прошла к свободному лежаку, цепями удерживаемому у стены, и беззвучно села на него.
Через малюсенькое, с книжку размером, оконце, забранное мощной решеткой, сочился серый октябрьский денек, но свет плафона, привинченного к потолку, мешал даже этому робкому дыханию свободы.
Ирина поджала колени к груди, пристроив и ноги на топчане, прикрыла их истертым бэушным халатиком и в эту минуту в холодной сырой камере вдруг представила, что убитой Мурке еще холоднее, а, представив, почему-то ощутила, что вокруг стало теплее. Жизнь сберегла ее, жизнь не отдала ее смерти, и было непонятно лишь одно: случайность это или и вправду сама судьба хранит ее для чего-то важного.
В цехе фабрики, вновь монотоннно натягивая полотно для раскройки, она успела расспросить девчонок, подметающих лоскуты по проходам, и те пояснили ей, что азиатка сидит за убийство мужика, своего отчима, что она ревнива донельзя и вообще способна на любые поступки. И еще она узнала, что после смерти Мурки на босса зоны уж точно коронуют Спицу, а та совершенно не выносит неподчинения и тоже способна на любые поступки. А когда по команде дежурного помощника начальника колонии они пошли на построение для перехода из производственной зоны в жилую на обед, на ходу снимая белые платки и передники, Ирина вдруг решила, что ее отравят. Три неудавшихся попытки -это очень много, и тот, кто за ней охотится, четвертую уж точно не упустит. Но кто это: Спица или азиатка, азиатка или Спица?.. А может, кто-то другой, либо выполняющий их приказ, либо действующий сам по себе. Но за что?! И от этой мысли Ирине стало просто жарко. Она никогда не думала, за что. Хотя за что-то же она села в колонию и за что-то же избрана жертвой страшной охоты.
-- Но-но, вертухай! Клешнями не мацай! -- раздался визгливый девичий голос от двери, и только когда Ирина повернулась к ней, то с удивлением заметила, что, оглушенная своими мыслями, она даже не уловила, как открылась дверь, и все тот же контролер-сверхсрочник втолкнул вовнутрь еще одну наказанную.
-- Во дела! -- удивленно развела руками девушка. -- А ты что здесь делаешь?
-- Ольга? -- боясь, что ошибется, вспомнила Ирина ту невысокую девушку с разными глазами, что тогда прибежала в их отряд на новость об убийстве.
-- А ты молодец! Стремно вливаешься в наши ряды!
Ольга прошла к Ирине и бесцеремонно уселась на ее топчан.
-- Чего притихли, квочки? -- уколола вопросом она двух других девушек. -- Ее не бойтесь. Она -- не шестерка.
-- Ну-у, тогда нормально, -- сонно протянула одна из них, и Ирина вновь почувствовала, что ну вот ничего не смыслит в тех законах, по которым жило сообщество необычных девчонок.
-- Сколько впаяли? -- поинтересовалась Ольга у Ирины.
-- Неделю.
-- Надо говорить: семь суток. Врубилась?
Ирина кивнула, сразу же решив, что семь суток -- это все же больше, чем неделя. Ведь каждые из этих суток продляли ее жизнь, и продляли гораздо медленнее и ощутимее, чем грозившая промелькнуть неделя.
-- Мне тут шепнули, что мы чуть ли не землячки, -- не унималась Ольга. -- Ты откуда родом-то?
-- Из Горняцка, -- сказала и одним этим словом влила горечь под сердце. Горняцк -- это так много: мама, родной дом, исхоженные вдоль и поперек улицы, детство, юность и... да, и еще тот страшный суд.
-- Во даешь! А чего ж тогда молчишь?! Я -- тоже из Горняцка! Ты учти, -- бросила Ольга быстрый взгляд на двух то ли спящих, то ли прикидывающихся спящими девчонок, -- здесь сразу нужно искать землячек. А если будешь сама по себе, затюкают. Усекла?
Кивок Ириной головы, кажется, ее успокоил. Всегда приятно, когда с твоим мнением считаются. Особенно если до этого никто с ним не считался.
-- А жила ты где? -- кажется, любопытства Ольги хватило бы на десяток человек, но, к сожалению, досталось оно ей одной, и теперь она никак не могла его сдержать.
-- В поселке "Пятой наклонной".
-- А я -- на "Двенадцатой-бис".
Названия звучали как пароль, хотя это были всего лишь номера шахт. Ирина понятливо кивнула, но только после немалого усилия вспомнила, что поселок "Двенадцатой-бис" -- на другом краю города, самом бандитском, глухом и суровом. Но под воспоминание пропустила очередной вопрос Ольги.
-- Что-что? -- замигала она.
-- Я грю, батя -- шахтер?
-- Д-да, -- неохотно ответила Ирина, слепо глядя перед собой. -Был...
-- Бросил вас, что ли?
Говорить не хотелось, но отказ от разговора мог породить обиду, а может, и еще что-нибудь -- что там полагалось по законам зоны. Мог и ничего не породить, но Ирина все же ответила. Тихо-тихо, в колени, все так же прижимаемые к груди:
-- Его завалило... в лаве...
-- Забойщик? -- по-шахтерски спросила Ольга.
Еле уловимый кивок разрешил и ей открыть свою тайну:
-- И моего -- в шахте... Метаном шарахнуло. Мне лет семь было... А тебе?
Два тоненьких девичьих пальчика поднялись над коленками.
-- У-у, так ты его, наверно, и не помнишь?..
Вот тут уж Ирина точно не ответила. Наверное, потому что и не знала, помнит она его или нет. Есть в памяти какой-то цветовой мазок: что-то черное, может быть, фуфайка, а может, и лицо после смены. Не всегда же, как рассказывала мама, в шахтную баню подавали воду. И, как тоже рассказывала мама, иногда домой приходил мыться отец. Может, именно это и запомнилось: все-таки людей с черными лицами она до того не видела. Но Ирина не была уверена, что воспоминание -- об отце. И поэтому он существовал внутри нее как неощутимый, неродной образ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78