-- По-разному, -- уклончиво ушла от ответа Грибанова, посмотрела на часы, из тесной камеры которых вот-вот должна была вырваться на волю кукушка, и подняла с места Артюхову и подполковника-режимщика: -- Пора вести воспитанниц на обед.
Те пошли из кабинета с облегчением. Первым -- подполковник, который женщин вообще считал недоразумением жизни и никогда, и ни при каких условиях дорогу им не уступал. За ним -- хмурая, осунувшаяся Артюхова.
Пристальные глаза следователя проводили ее широкую крестьянскую спину до двери, ощупали плотные ягодицы, бедра, которые чуть ли не рвали при ходьбе измятую сзади юбку цвета хаки, скользнули к пяткам и с недовольством наткнулись на закрывшуюся створку двери. Нет, в колонии ему уже определенно нравилось, и он даже подумал с досадой, что какое-нибудь ЧП здесь могло бы произойти и раньше.
-- Скажите, -- оборвала его мысли, бредущие где-то по двору колонии вслед за Артюховой, Грибанова, -- у вас есть версия?
Говорить следователю явно не хотелось, но и не ответить он не мог.
-- Есть... Но я бы не хотел затрагивать тему догадок. Все-таки существует тайна следствия...
-- Вы уйдете, а нам тут жить, -- укорила его Грибанова. -- Возможно, мне самой нужно что-то предпринять?
-- Ни в коем случае! -- Румянец со щек следователя хлынул на все лицо. -- Ничего не делайте! У меня есть в руках нити...
-- Соперницы Исакевич? -- все-таки хотела подробностей Грибанова.
-- Возможно, но...
-- Я сумею сохранить тайну.
-- Если тайну знают двое...
-- Посадить в ДИЗО всех троих? -- кивнула на папки Грибанова.
-- А зачем? Дело ведь не в Исакевич, а... а в Конышевой...
-- Что-что?! -- подалась вперед Грибанова. -- В Конышевой? -- И сразу вспомнила строптивую девочку в фуфайке, которая сидела точно на том стуле, где сейчас ерзал следователь.
-- Понимаете, только при невероятной осведомленности та девушка, что хотела во что бы то ни стало убить Исакевич, могла узнать, что та в час ночи вдруг решила сменить место сна...
-- Наши и в час ночи могут узнать! -- отпарировала Грибанова.
-- Во-от, значит, такое дело-о-о, -- следователю очень не хотелось говорить, но он ощущал на своей шее невидимые руки Грибановой, которая упорно хотела выжать из него все, потому слишком давно стала считать колонию частью самой себя, и то, что она теперь что-то не знала, казалось ей болезнью, которую она неожиданно обнаружила у самой себя и о которой теперь хотела знать как можно больше. -- Значит, дело такое... В Конышевой дело. Боюсь, что за ней идет охота в колонии. И охота серьезная. Сначала -падение с лестницы на производстве, потом -- убийство девушки на том месте, где должна была спать она...
-- Сначала -- бетонная плита... От бордюра, -- задумчиво произнесла Грибанова, поправляя следователя.
-- Какая плита?
-- Это вы у Артюховой подробнее узнаете, -- не хотела она отвлекаться от версии.
-- Хорошо, я к ней сейчас схожу, -- с удовольствием произнес следователь.
-- Вы думаете -- охота?
-- Что? -- еле вернулся он мысленно от аппетитной фигуры Артюховой. -- Да, я думаю, идет охота. За Конышевой...
-- Может, изолировать ее? Посадить на время в ДИЗО?
-- По "восемь-два"*? -- все понял следователь.
-- Да. В целях ее же безопасности, ведь мы...
Скрип резко распахнувшейся двери оборвал ее слова. На пороге стояла разгоряченная Артюхова и еле сдерживала одышку. Следователь посмотрел на ее колышащуюся грудь и чуть не застонал.
-- Что случилось? -- побледнела Грибанова, словно только такой, испуганной, могла отдать ей новость Артюхова в присутствии чужого человека. -- Ну что?!
-- Воспитанница Конышева отказалась есть обед...
В колонии отказывались от многого: от работы, учебы, нарядов, приборок, помывок в бане, но чтоб от обеда... Это уже пахло бунтом. ------------- *"Восемь-два" -- в соответствии со статьей 8 ( пункт 2) "Исправительного трудового кодекса РСФСР" администрация колонии имеет право прятать осужденного в ДИЗО, если создается угроза для его жизни.
-- Чем объясняет? -- прожигала Артюхову взглядом Грибанова.
-- Говорит, что ее отравят, -- еле выдавила та.
Грибанова и следователь встретились взглядами. У капитана он был победным.
-- В ДИЗО ее! На семь суток! -- даже как-то радостно приказала Грибанова.
-- Но тогда же... -- заупрямствовала Артюхова.
-- Знаю. Тогда она потеряет право освободиться после первой трети срока. Ну и что?! Вы хотите, чтобы уже через полчаса вся колония всед за ней объявила голодовку?
-- Е... есть, -- приложила Артюхова ладонь к непокрытой голове, комкая в левой руке берет с колючей кокардой взмокшими пальцами.
-- Выполняйте, тов-варищ старший лейтенант, -- прохрипела Грибанова и отвернулась на кресле к окну.
По вспаханной полосе все так же по-хозяйски переваливались толстые грачи, а высоко над ними стояло серо-стальное небо, совершенно одинаковое что над колонией, что вне ее.
7
Впору было разрыдаться. Ирина думала, что ДИЗО -- это одиночная камера, думала, что наконец-то между ней и невидимой убийцей возникнет крепостная, метровой толщины, стена изолятора, и она, оставшись в одиночестве, сумеет хоть немного успокоиться и обдумать план спасения. Оказалось, что ее определили в общую камеру. Когда заикнулась об одиночной, здоровенный бугай-контролер, на плечах которого две красные сержантские лычки казались тоненькими ниточками, хмуро прожевал в рыжие усы:
-- По второму разу загремишь -- сядешь в одиночку. Давай-давай, снимай тапки!
Ирина послушно разулась, шагнула на холодный деревянный пол камеры и вздрогнула от удара бронированной двери за спиной.
Вставшие при появлении контролера две девушки, стрельнув по ней быстрыми взглядами, молча легли на деревянные лежаки, видимо, еще хранившие тепло их хрупких тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78