Оттуда еще долго раздавалось повизгивание, словно там пряталась побитая собачонка.
Настала очередь Сафиры. Она сопротивлялась гораздо решительнее старшей подруги, но это ни к чему не привело: через минуту она тоже повисла в проеме ворот. Максвелл снова повел счет наносимых Лукрецией Борджиа ударов. Сафира вопила еще громче Минти, но бас Максвелла все равно разносился по всей конюшне. Шестой удар не попал в цель: тело так сильно раскачалось от предыдущих пяти ударов, что кнут встретил пустоту. Шестой удар пришлось повторить. Завершающий, седьмой, получился неудачным, и Лукреция Борджиа увидела, как истерзанная ее стараниями кожа лопнула, обагрившись кровью.
Максвелл не преминул отчитать Лукрецию Борджиа за излишнюю ретивость. Исследуя тело Сафиры, он испачкал руки в крови и вытер их о платье жертвы. Сафиру поспешно опустили на пол, и она уползла на ту же кучу мешков, где скорчилась Минти. Девушки обнялись и стали утешать друг дружку. Из их угла доносились всхлипывания, прерываемые невнятным бормотанием.
Лукреция Борджиа с честью справилась с заданием. Конечно, она предпочла бы, чтобы ее не отчитывали при всех, однако чувствовала, что эта ложка дегтя не могла испортить бочку меда: она вознеслась на недостижимую прежде высоту. Она обтерла кнут подобранной с пола грязной тряпицей, чтобы на нем не осталось крови, и отдала Максвеллу. Затем заняла прежнюю позицию позади хозяев. Заметив необычную бледность на лице Хаммонда, она наклонилась к нему и встревоженно спросила, не дурно ли ему. Тот покрутил головой. Он так и не притронулся к пуншу, и она снова подала ему стакан.
– Глотните-ка, масса Хам, сэр, – прошептала она.
Он поднял голову и встретился с ней глазами. Криво ухмыльнувшись, он последовал ее совету и залпом выпил остывший пунш.
Максвелл подошел к выпоротым негритянкам и сказал с теплотой в голосе:
– Поди, саднит задницу? Но идти-то вы наверняка сможете.
Они неуверенно закивали.
– Тогда поднимайтесь и уходите-ка в хижину. Нечего вам смотреть, как будет получать свое Мем. Вымойтесь теплой водой и смажьте, где болит, бараньим салом. Слушай меня, Минти… – Его тон стал дружеским. – Вы с Сафирой можете пару дней не ходить на работу. Надеюсь, что сегодняшнее приключение послужит для вас хорошим уроком.
Минти со стоном поднялась и подала руку Сафире.
– Этого никогда больше не повторится, масса Максвелл, сэр. – Судя по всему, Минти не держала на хозяина зла. – Теперь я стану приглядывать за своими девками строже, чем наседка за цыплятами.
– Я тоже никогда больше так не буду, масса Максвелл, сэр! – Сафира на время справилась с рыданием и обрела дар речи. – Чтобы я еще когда поверила речам Мема или любого другого негра!..
Он по-дружески похлопал ту и другую по плечу. Он больше не злился на двух молодых негритянок, которые вместе покинули конюшню и побрели в невольничий поселок.
Максвелл посмотрел на Мема и снова сел. Толпа за воротами зашевелилась. Негры переминались с ноги на ногу и указывали пальцами на Мема. Их неплохо позабавило наказание Минти и Сафиры, однако они знали, что это было только репетицией. Главное представление ждало их впереди. Толпа нисколько не сочувствовала Мему – наоборот, все только и ждали, чтобы он получил свои двадцать ударов. Это было очень суровым приговором, и все предвкушали визг и корчи Мема. Чем громче он станет вопить, тем интереснее. Им предстояло зрелище, которое потом надолго послужит темой для разговоров.
Максвелл поручил Хаммонду снять с Мема наручники. Мем воспользовался этим, чтобы, подбежав к неумолимому хозяину, броситься ему в ноги и еще раз взмолиться о пощаде. Презрительно оглядев слугу, Максвелл пожал плечами и велел Омару и Демону сорвать с него одежду.
Но Мем решил дорого продать свою шкуру. Рискуя усугубить неповиновением свою участь, он оттолкнул своих палачей и крикнул хозяину:
– Почему вы наказываете одного меня? Это не только моя вина. – Он глубоко вздохнул и ткнул пальцем в сторону Лукреции Борджиа. – У нее тоже рыльце в пуху.
– Лучше замолчи, Мем, и прими то, что тебе причитается! – осадил его Максвелл. – И на забывайся: где «масса Максвелл, сэр»? Еще раз назовешь меня не так, как положено, – и заработаешь лишних пять ударов.
Но угроза жалких пяти лишних ударов уже не могла остановить распоясавшегося предателя.
– Я все равно кое-что вам скажу, масса Уоррен, сэр! Я не выдумываю. Во всем виновата одна Лукреция Борджиа. Ее никогда не бывает на месте по ночам, как же мне с ней спать? Она блудит, как нанятая, поэтому и мне пришлось смотреть на сторону. Если бы она никуда не пропадала, ничего бы не случилось. – Он передохнул и повернулся к Омару: – А вот и тот, с кем она блудит. Он виноват не меньше, чем я, так почему бы вам не выпороть и его? Почему, масса Уоррен, сэр?
Лукреция Борджиа не стала медлить:
– Врет он все, масса Уоррен, сэр! У него всегда одна ложь на языке. Вы сами это знаете, масса Уоррен, сэр. Лживая бестия! Каким был, таким и остался.
– Ты тоже заткнись, Лукреция Борджиа! – Максвелл вскочил, забыв про ревматизм, и повернулся к ней с искаженным от ярости лицом. – Сам знаю, что Мем лжец, но мне надо знать, лжет ли он сейчас. Ты действительно спишь с Омаром? Я знаю, как ты по нему сохнешь, поэтому лучше скажи мне правду. Слышишь, правду! Ты не настолько незаменима на этой плантации, чтобы я не продал тебя первому попавшемуся работорговцу, который к нам пожалует. Я не стану терпеть у себя под крышей лживых черномазых девок! Поразмысли хорошенько, если не хочешь, чтобы тебя продали.
Она так долго колебалась, прежде чем ответить, что Максвелл не выдержал и продолжил допрос, давясь от негодования:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107