Когда все уселись в машину, Вазира в смущении призналась свекру:
— Отец, я хотела бы повезти детей к маме.
— Ладно, дочка. Если так нужно, поедем к Зумрад-хон.
Дети знали, как далеко живет «мамина бабушка». Им хотелось скорее домой.
— Ну, мама,— Зафар сделал кислое лицо,— давай лучше домой!
— К папе! Ведь он же болен,— поддержала его Малика. Агзам-ата в душе был, конечно, на их стороне, но хотел уважить
невестку.
— Детки, оттуда поедем домой, оттуда... Такси немножко подождет.
Но усатый водитель возразил:
— Мне некогда будет там ждать. Ищите другое такси. И это вроде бы все решило.
Вазира представила себе больного Аброра, совестно стало ей и перед свекром, который, несмотря ни на что, готов был понять и извинить ее.
— Ладно, тогда поедем к маме потом,— и она назвала таксисту свой адрес.
Тяжелей всего было Вазире увидеться со свекровью. Но соскучившаяся по внукам Ханифа-хола так обрадовалась их приезду, так обнимала, целовала, тормошила их, что на Вазиру вроде бы и внимания не обратила. Для порядка упрекнула, будто лишь некоторое время спустя заметив, что с детьми вместе явилась их мама:
— Вай, невестушка, где это вы пропадали? И зачем бешик-той мне испортили?
Агзам-ата сказал твердо и ясно:
— Бешик-той у тебя прошел как надо, жена, никто ничего не испортил. Как Аброр?
— Вай, весь огнем горит! Врач приходил, хотел в больницу увезти. Аброр упросил дать отсрочку на денек.
Вазире после этого известия еще тяжелей стало переступить порог спальни, но и тут дети облегчили положение, первыми побежали к отцу. Такие шумные, пропитанные жарким солнцем, брызжущие здоровьем! Их тут же отогнали от постели больного. Они бегали по квартире как свежий, чистый ветерок, разгоняя спертый, душный воздух взаимных обид, к которым столь серьезно относятся взрослые.
...Этой ночью Аброр немного поспал, и к утру температура у него начала спадать. А через дней десять уже отправился на работу и вечером привез домой картонную коробку, где вместе с красивым фарфоровым чайником лежал целый набор — шесть пиалушек, ляган и каса. Все одинакового пунцового цвета. Вручая коробку Вазире, он шутливо заявил, что это расплата за тот разбитый чайник. И Вазира приняла подарок.
Как будто все у них должно было стать по своим местам, пойти, как раньше, на лад. Но Вазира чувствовала, что это лишь перемирие, а не мир, что внутри у каждого из них что-то сдвинулось и не укладывалось в прежнее русло.
Обычная супружеская жизнь, нежность, сладкие ночи, сладкие больше для тела, но открыть перед Аброром душу настежь, как прежде, Вазира теперь опасалась. Соавторство с Шерзодом было ее тайной. Знала она, что брат Аброра Шакир по-прежнему встречается с племянницей Шерзода, знала и поддерживала их дружбу, надеялась, что в скором будущем они поженятся, что Аброр станет родственником Бахрамова и мужу тогда будет легче примириться с Шерзодом. И с ее соавторством тоже. Но и этот замысел стал ее тайной, к тому же со свадьбой нельзя было торопить — молодым негде было бы жить. Дом на участке, купленном свекром, все еще строился.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Четвертый день подряд Агзам-ата не приходил домой к Аброру — ночевал прямо на участке, под открытым небом. А шел уже сентябрь, ночи стали прохладными. Обеспокоенный Аброр после работы поехал на новый отцовский участок.
За лето многое там изменилось. В тени урюкового дерева уютно устроилась супа. Вокруг этого благословенного места Агзам-ата высадил душистую траву. Дальше в строгом порядке изо всех сил тянулись вверх саженцы айвы, инжира, кусты граната. С трех сторон участка шли в рост пирамидальные тополя. С высокого берега Бурджара видно далеко вокруг — дома большого города словно в гости двигаются сюда.
Буджар — это одно из разветвлений Бозсу. И арычок, что тихо журчит в середине участка,— тоже маленькая веточка от ствола Бозсу.
Может быть, арычок-то и примирил отца с утратой старого дома. Так думал Аброр, чувствуя, что отец полюбил участок, что оц решил во что бы то ни стало сделать так, чтоб на новом дворике было не хуже, а то и лучше, чем на прежнем.
Аброр привез отцу любимый его нарын. По пути сюда завернул на базар, купил винограду и теплых, свежих лепешек. Суп-шурпу Агзам-ата варил вечером сам...
Агзам-ата сразу стал расспрашивать Аброра о здоровье. Он знал, что у сына три кардиограммы подряд выходили плохими, что врачи строго запретили сыну курить.
— Как сердце? Что доктор в последний раз сказал?
— Да о болях в сердце я уже начал забывать, отец. Дел много. Проект — помните, я рассказывал? — скоро надо сдавать. Юбилей республики ведь совсем близко.
— Больше не куришь?
Аброр рассмеялся, помотал головой.
— А курить хочется? — допытывался отец.
— Еще как! Сегодня ночью приснилось: жадно затягиваюсь сигаретой. Неужто, думаю, снова начал курить? Испугался и проснулся.
— Хороший сон ты видел, сынок. Если так сильно хочешь курить, значит, выздоровел. По себе знаю: баловался насваем1, а заболел — в рот его не хотелось брать. Выздоровел — опять потянуло.
Помолчали. Оглядели двор.
Агзам-ата уже все кирпичи заготовил. Но нужно — и очень много — досок, оконных рам, щитовых дверей, косяков дверных. Да мало ли еще чего! А откуда взять столько денег? Он, Агзам-ата, думал-думал и решил подработать — устроиться ночным сторожем.
— Тут близко стройка. Там и ночевать буду.
Аброр встревожился: если отец не будет знать отдыха ни днем ни ночью, замучает себя. Пенсию получает, на житье хватает, а остальное — на стройматериалы... Есть же у него сыновья!
— Твой груз не легок, сынок. А я... коли к пенсии каждый месяц
1 На свай — особо приготовленный табак, его кладут под язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97