Вот почему он спешил к Врику, утешаясь тем, что увидит свои мечты воплощенными хотя бы в одном человеке. Шел словно к святыне. Молиться и очищаться.
Бедный Врик... Воистину бедный. И Нерсес сознает это. Врика жаль, потому что отныне ему придется исполнять роль тысяч людей. Всю свою решимость, веру и неосуществленные замыслы Нерсес вложит в двоюродного брата, будет тщательно отделывать, совершенствовать это свое произведение, приведет в порядок подножие, обработает землю вокруг, посадит траву и цветы. И Врику не ускользнуть от него, сейчас он — единственная в мире глина, еще покорная Нерсесовым рукам.
Но Нерсес не жалел Врика. Шел выжать его до конца, выдавить до последней капельки. Пусть жалеет его прежний Нерсес, это дело и долг священника, а не бредущего среди полей утомленного и выбившегося из сил путника.
Врик должен быть счастлив вместо тысяч, он должен воплотить в себе всех счастливых людей, чтобы Нерсес получил воздаяние за неосуществленные мечты, брошенные на половине начинания, за Неблагодарность многих и многих не понявших его и за бесславный этот конец.
Вот показался глинобитный, вросший в землю дом Врика. Я иду, Врик. Увидишь, чего мы добьемся с тобою вместе, какие чудеса сотворим! На крыше дома сутулился иссохший и постаревший мужчина, не знавший, как ему стать поудобнее и куда девать руки. Ну а главное, у него вроде бы вылетело из головы, чего ради он взобрался на верхотуру.
Во дворе с ужасным шумом резвилось с десяток сорванцов. Топтали и портили грядки. Вынесли наружу чуть не всю домашнюю утварь, а наигравшись ею вдоволь, разбросали там и сям и разломали. Их сгорбленная усталостью и заботами некрасивая мать беспомощно и с отчаянием наблюдала за этой рожденной ею оравой разбойников и бранила мужа, который полез на крышу, чая спастись от жениного языка и рушащего любые преграды жизнелюбия сыновей.
У него дурнушка жена, потому что нельзя было давать ему все готовеньким, разжевав и положив в рот. Он должен сам созидать свою любовь, созидать в кровавом поту, в муках и сомнениях, шаг за шагом одолевая сопротивление. А велика ли сложность любить красивую жену?
Его дом стоит на каменистой равнине. Сколько глыбин выкорчевал он, сколько сил потратил, сколько пота пролил, чтобы по достоинству оценить, какое это чудо — собственная крыша над головой. А велика ли сложность поставить дом в хорошем месте?
И земельный надел у него такой же каменистый. Муж с женой месяцами и годами освобождали его от камней, издали таскали мягкую благодатную землю, чтобы засеять ее и не умереть с голоду. А велика ли сложность выращивать урожай на черноземе?
Врик завидел брата, улыбнулся ему и кивнул. То ли поздоровался, то ли, словно зная все наперед, упредил неизбежный вопрос: «Ты счастлив, Врик?»
Нерсесу показалось, что улыбка Врика радостна. Между тем он был единственным, кто будил в душе Врика давно позабытые воспоминания, оживлял ушедшие из жизни и погребенные в толще лет события, лица, сладкие грехи и сказочные приключения... Они на мгновение вспыхивали в сознании Врика и, тотчас угаснув, становились еще мерт-вей.
«Наконец-то я дома, — подумал Нерсес, — с моими дороги-ми, моими любимыми». И если Врику непременно надлежит быть счастливым, то и Нерсесу точно так же необходимо за-
жить счастливой жизнью.
И он ступил на порог, ясно и решительно это сознавая.
И все-таки... Кто я? Где я? Не тварь земная и не созда-ие небесное. Где мне себя искать?
Глава двадцать шестая
Аршакаванцы Анак и Бабик были соседями.
Анак знал больное место Бабика и потому избегал с ним встречаться. Незаметно выбирался из дому и быстренько исчезал.
У Бабика не хватало духу пойти к Анаку домой, и он старался подстеречь его на улице, но сосед мгновенно испарялся, следов и тех не углядишь.
Анак поступал так намеренно. Продумал и рассчитал все заранее. Он хотел внушить Бабику, что их встреча до крайности важна и необходима. Что это чуть ли не вопрос жизни и смерти. Хотел довести соседа до отчаяния и только потом, улучив минуту, столкнуться с ним.
Нюх не подвел Анака^ он вовремя смекнул, что тянуть больше нельзя, не то Бабик, потеряв всякую надежду, того гляди махнет рукой на свою затею.
Выйдя на улицу, Анак замешкался и, сделав вид, будто дверь заело, выругался себе под нос и отнесся к своей ругани вполне серьезно. Повернулся и увидел Бабика. Они поздоровались и, стоя друг против друга, помолчали.
— Нынче будет дождь,— протяжно сказал Анак. Бабик поднял глаза на безоблачное небо, долго в него вглядывался, хорошенько подумал и ответил:
— Верно.
Анак заметил следы у дороги, и его взгляд стал неподвижным, оледенел.
— Собака пробежала, — безучастно сказал он, хотя было ясно видно, что следы овечьи.
— Точно. Собака, а не овца,— после долгого приглядывания согласился Бабик.
Анак остался доволен ответами соседа и понял, что легко с ним столкуется.Анак был родом из Сюника, из области Вайоцдзор. Этот гористый, обильный водою край славился урожайными землями, студеными ключами, залежами руд и рудниками — оловянными, серебряными и медными.
Всю свою жизнь он провел в деревне Ехегик, приютившейся на высоком правобережье одного из притоков Арпы. Здесь же с незапамятных времен обитали его предки, и здесь же обитали бы его внуки и правнуки, не собери однажды
в безлунную ночь Анак с семьей свои пожитки и не пустись тайком в путь к далекому и таинственному Аршакавану.Бабик был родом из села Тил в области Екех, где при его дедах стоял храм богини материнства Нане. Служители Христа разрушили храм и возвели на его месте церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148