Кто, как не враги, должны утвердить меня в этом.
— Передайте царю царей, что на свете не было, нет и не будет государя, заключающего союз с собственным народом, — назидательно произнес царь, стремясь подчеркнуть тем самым свою откровенность. — Я дал простолюдинам кое-какие льготы, чтобы побыстрее завершить строительство города. Временные льготы.
— Царь царей считает твои слова мудрыми, равно как и твое решение. Теперь он совершенно за тебя спокоен.
— Благодарю царя царей за столь заботливое отношение к младшему брату.
Царя тревожило, достаточно ли удачно он лицемерил и не выдал ли свою нечистосердечность. Впрочем, персидского посла занимают лишь слова, а не их искренность. Он все равно ничему не верит. Зачем же он тогда явился? Какова его цель? И царь тут же получил ответ на эти вопросы.
— Дабы еще более упрочить союзнические узы, царь царей решил послать тебе в жены свою сестру Ормиадухт. Полагаю, это будет драгоценнейшим даром моей страны царю Великой Армении.
Царь вздрогнул. В жены? Опять? Он увидел себя: вот он встает, с пеной у рта набрасывается на персидского посла и начинает его душить. Душить и при этом сыпать ругательствами. Но поносит он почему-то не столько шаха или византийского императора, сколько Армению и царя армян. Увидел также, как выбегает из тронного зала, удирает и прячется в собственном дворце. Не отправиться ли мне в Аршакаван, подумал он в тревоге, я тоже буду там неприкосновенен.
Между тем по знаку посла сестра шаха уже вошла в зал, а царь услышал свой голос:
— Чрезвычайно польщен. Это высокая честь для меня. Я почитаю долгом до конца дней любить и уважать рвою супругу. Ее обаяние и красота сообщат моему дворцу новый блеск и великолепие.
Ему почудилось, что на лице персидского посла мелькнула усмешка. Но это была какая-то ленивая, вялая усмешка, не самопроизвольная, а вымученная. По-видимому, она также входила в его обязанности и была предусмотрена загодя. Ну, а если он что-то напутал? Не беда, человек же он в конце концов, мог и напутать. Возможно, усмешка предназначалась для иного случая. Возможно, он уже уяснил свой промах и раскаивается. Ну, разумеется, разумеется, с чего бы это вручать дар одного царя другому с усмешкой?
Глава посольства низко поклонился. Остальные последовали его примеру и, приложив руку к сердцу, попятились к дверям.
— Временные льготы, — вдруг засуетился царь и счел нужным повторить: — Не забудьте передать царю царей... Временные...
Царь внимательно посмотрел на Ормиздухт. К сожалению, она была красива, и еще большее сожаление вызывало то, что она это сознавала. С ней придется труднее, она не станет унижаться, постарается поступать по-своему, делать все наоборот.
Ему ли не известно, что мужчина и женщина созданы, чтобы еженощно унижать друг друга, это в них заложено; каждая сторона молчаливо жаждет победы. Только в одном случае возможен ничейный исход: когда он и она любят друг друга. Надо сделать так, подумал царь, чтобы эта, в отличие от первой, полюбила меня.
— Не будь на то моего согласия, царь, брат не послал бы меня к тебе, — резко оборвала его мысли Ормиздухт.
Пока что царь умышленно не заговаривал. Он поиграет в молчанку, не предложит ей сесть и с ног до головы хорошенько, пристально разглядит, как разглядывают вещь: пусть помнит, что она его собственность. Сражение с ней нельзя откладывать, с первого же мгновения надлежит ринуться в бой. И он вовсе не ожидал, что персиянка с честью примет вызов и смело нанесет ответный удар.
— Ты хочешь сказать, что приехала добровольно, — усмехнулся царь, медленно расхаживая вокруг нее, потом остановился и откровенно задержал взгляд на ее пышной груди.
— Никто и ни к чему не мог меня принудить, царь, — как ни в чем ни бывало продолжила Ормиздухт.
Царь по достоинству оценил эти дерзкие слова, произнесенные голосом нежным и покорным.
— Это предостережение?
— Если бы царь не пришелся мне по душе, я бы непременно вернулась домой.
Значит, я пришелся ей по душе? Я ей нравлюсь? И ведь как спокойно на меня смотрит. А что она, собственно, сделала, в чем провинилась? Ей нравится царь, она к нему благосклонна, только и всего. Ясно, что все прочие слова произнесены ради короткого этого признания. И сколько в ней бесстыдства! Чарующего и влекущего женского бесстыдства.
— Насколько я понял, ты намерена с первого же дня упрочить свое положение в чужой для тебя стране. — Царь заметно повысил голос, словно давая знать, что с этой минуты беседа потечет по иному руслу. Он решил играть в открытую, понимая, что эту женщину можно одолеть, лишь истолковывая каждое ее слово вслух, а не про себя. Утомить ее, всякий раз выводя на чистую воду. Судя по всему, она хорошо себя чувствует только в тихом и темном омуте.
— Напрасно пугаешься, царь, — снисходительно улыбнулась Ормиздухт. - Если муж придется мне по душе, я сумею ему покориться. Отречься от себя, стать его тенью. Неотлучной от него, но незаметной. Разве это не на руку любому мужчине, царь?
Ему захотелось спросить без обиняков: я тебе и впрямь пришелся по сердцу? - и он с трудом сдержался. Как все-таки просто купить человека медовыми речами. Знаешь и понимаешь — тебя собираются обвести вокруг пальца, но не в силах этому противиться. Видишь ее насквозь и тем не менее развесил уши, потому что чрезмерно, надо полагать, себя любишь.
- А тебе известно, что в этом дворце есть еще одна женщина? — неожиданно спросил царь. — И знаешь кто? Родственница врага твоего брата.
- И кроме того есть еще армянка, — добавила Ормиздухт. — Царица Парандзем.
- Царица ни при чем,— нетерпеливо продолжал царь, торопясь поставить персиянку на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148