Аурелия остановилась как вкопанная и уставилась на Гревилла Фолконера, улыбавшегося с такой безмятежностью, что ее паника теперь казалась полной ерундой.
– Вы?
– Да, я, – согласился он все с той же улыбкой. – Простите, если я вас напугал, но меня охватило непреодолимое желание проверить, помните ли вы игры своего детства.
– Игры? – повторила она. – Какие игры? Вы напугали меня до полусмерти! Как вы посмели такое сделать?
Гревилл поднял вверх руки, жестом показывая, что сдается, а его улыбка сделалась еще более обезоруживающей.
– Простите меня. Но Фредерик рассказывал мне об одной игре, в которую вы любили играть, что-то вроде пряток, не могу припомнить…
– Охота на зайца, – медленно произнесла Аурелия, все еще глядя на него в упор. – Один из нас убегал и должен был попасть в определенное место к определенному времени, а все остальные на него охотились.
– Да, верно. О ней мне рассказал Фредерик. Он говорил, что эта игра заложила определенную основу для ловких приемов, которые ему требовались в его новой профессии. – Гревилл легко положил ладонь на ее руку. – Но с моей стороны было непростительно так вас пугать. Прошу вас, поверьте, это никак не входило в мои намерения.
– Несколько изворотливое извинение, сэр, вам не кажется? – с сарказмом спросила Аурелия. К ней уже вернулись и самообладание, и дар речи, и она легко и небрежно, словно упавший осенний лист, стряхнула его руку со своего рукава.
Гревилл опустил руку и поклонился.
– Я не буду вам больше навязываться, мэм.
– За что я вам очень благодарна. – Взметнув юбкой, Аурелия отвернулась и пошла дальше.
Гревилл смотрел ей вслед до тех пор, пока она не вошла в дом. Она имела право рассердиться, несколько уныло думал он. Он, безусловно, играл нечестно. Но зато узнал кое-что очень полезное. Аурелия обладает всеми необходимыми инстинктами – и их можно отточить. Но есть ли у нее нужная склонность? Или хотя бы желание подумать о будущей награде, которое сможет перевесить нехватку склонности?
Следующие два часа Аурелия боролась со своим гневом, причем злилась она не, только на Фолконера, но и на Фредерика. Какое он имел право рассказывать про такие интимные вещи, как их детские игры? Чтобы Фалконер устроил дурацкую игру в кошки-мышки! Это казалось абсурдом – ну, или полковник окончательно сошел с ума, в чем Аурелия очень сомневалась.
Она заставила себя вернуться назад, к разговору за столом:
– Сесилия, сколько, вы сказали, будет кроватей в здании лазарета?
– Сэр Джон Соун говорит – восемьдесят, – ответила Сесилия. – Конечно, это мало, буквально капля в море в эти-то дни, когда с войны возвращается столько раненых.
– О, они все болтаются по улицам, – заявила Петиция, пренебрежительно пожав плечами. – Попрошайничают, то им пенни подай, то корку хлеба. По Пиккадилли буквально невозможно пройти, чтобы к тебе не пристали. Это позор! Они выглядят так отвратительно – без рук, без ног, в грязных бинтах… Их нужно убрать куда-нибудь с глаз долой! Зачем то и дело напоминать об этих ужасах?
– В таком случае я уверена, что вы, Летиция, внесете очень щедрое пожертвование на лазарет, – произнесла Корнелия, вкрадчиво улыбнувшись. – Если вам повезет, то эта сумма поможет очистить одну сторону Пиккадилли от зрелища, оскорбляющего ваш взор.
Летиция глотнула вина и поморгала. Иногда ей казалось, что ее не посвящают в шутки, понятные всем остальным.
– Мне придется обратиться к Оглторпу, – жалобно сказала она. – Такая сумма лишит меня чуть не всего квартального содержания!
– Я уверена, вы придумаете, как убедить лорда Оглторпа поддержать такое благое дело, – улыбнулась Аурелия. – Всем известно, что вы запросто можете обвести его вокруг пальца, Летиция.
Летиция приосанилась, приняла самодовольный вид и пробормотала:
– Ну, в общем-то, у меня есть в запасе пара уловок, когда дело доходит до уговоров.
– Боюсь, я могу выделить, соврем немного, – с извиняющейся улыбкой произнесла Графиня Лессингем. – Простите меня, леди, но большая часть моих денег уходит на поддержку моих соотечественников. Но, вероятно, двадцать гиней на лазарет я все, же дать сумею.
– Это очень щедро, графиня, – отозвалась Сесилия. – Мы все знаем, как вы стараетесь облегчить судьбу своих соотечественников в изгнании.
– Я сделаю все, что в моих силах, для любого, кто пострадал от тирании Наполеона! – волнуясь, воскликнула та, и ее испанский акцент стал гораздо заметнее. – Несчастный король Карлос и его семья вынуждены отправиться в изгнание! Такое ужасное время… – Ее голос задрожал, и она промокнула глаза изящным кружевным платочком.
Вскоре ленч завершился.
– Ты зайдешь со мной на Маунт-стрит, Элли? – спросила Корнелия, когда они надевали накидки и перчатки. – Сможешь сама забрать Фрэнни?
– Да-да, конечно, – несколько рассеянно ответила Аурелия. – Это очень кстати. У тебя экипаж?
– М-м-м. Ландо. Разумеется, если у тебя есть какие-то дела дома, я просто отвезу тебя на Кавендиш-сквер, а Дейзи придет и заберет Фрэнни позже.
– Нет, сегодня днем у меня никаких особых дел, – абсолютно правдиво ответила Аурелия.
Они попрощались с хозяйкой и спустились вниз по ступенькам к ожидавшему их ландо.
– У Сесилии определенно есть организаторский талант, – заметила Корнелия, кивнув кучеру, открывшему дверцу, и забираясь в экипаж.
– Она одна из тех немногих известных мне женщин, кто умеет ввести беседу в нужные ей рамки, – согласилась Аурелия, испытывая искреннюю благодарность к подруге за эту безобидную тему. – Даже Летиция не может сбить ее с толку, если Сесилия что-нибудь вобьет себе в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102