– Ну, в общем, кого угодно. Любой из наших скажет вам, что нет большего счастья, чем объездить полмира за счет государства, да еще и жалованье за это получать. Так что добро пожаловать к нам в организацию!
Организатор хренов! Отхватил себе самый лакомый кусочек и живет теперь припеваючи. Отгородился от всех, фактически отделился от армии, никому не подчиняется, в мирное время точно, и плевал на все начальство. Да с него никто и не спрашивает. Попробуй с Молота спроси. Он только кулаки на стол положит – и все желание не то что спрашивать, разговаривать пропадет.
Единственный человек, которому Молот дает отчет, это капитан Тогрис, прозванный Тараканом за некогда рыжие усы. Мне не нравится его прозвище, не похож он на таракана, да и мужик славный. Но капитан – это Молот в старости, он тоже плевать хотел на начальство и за нас готов любого разорвать. А вся его суровость – это только так, голая показуха, для посторонних. В этом я убедился на собственной шкуре.
А вообще они, Молот с капитаном, нашли друг друга, капитан спокойно дорабатывает до пенсии и закрывает глаза на мелкие шалости Молота, а мой брат этим не стесняясь пользуется. Некоторые из таких проделок не так уж безобидны, например, жалованье. Нас по спискам почти полторы сотни, а на деле меньше пятидесяти. Но жалованье выдается по спискам исправно и на всех. Несложно догадаться, куда деваются остатки.
Однажды я спросил об этом, за что и был удостоен подзатыльника и последовавшего за ним нравоучения. Только потом, оттащив меня в сторону, Молот заговорщицким шепотом объяснил, что многие в разъездах, а бумаги все есть. И вообще, он бы мне советовал заниматься своими делами и не лезть с расспросами, а то вот Соболь полез… И я отстал. Да наплевать, может, и мне чего перепадает, но я об этом не догадываюсь.
Столица не произвела на меня должного впечатления. Возможно, в том виновато ожидание, а может, слишком восторженные рассказы побывавших в ней. Но узкие улочки, обшарпанные дома бедняков в Низине и отвалившаяся позолота богатых домов на холме… Все как-то не клеилось с образом богатого и красивого города, каким должна быть столица. Мне она не понравилась, быть может, потому, что я видел ее изнаночную часть. Я видел в ней то, чего не должен был видеть никто из пришлых. О чем местные старались даже не думать.
Как и везде, нищие умирали на улицах от голода, а богачи закатывали пиры. Девок из нищих кварталов портили лет в двенадцать, к шестнадцати они уже профессионально торговали своим телом, ну а к двадцати кто-нибудь вскрывал горло надоевшей и не в меру раздувшейся шлюхе. Как везде, парни шли в бандиты или нанимались на тяжелый труд, уносивший их жизни в том же возрасте, что и жизни их подруг. Но от этого не становилось меньше нищих и стариков, а население бедных кварталов только росло. Места для житья не хватало, и наиболее отчаявшиеся или отчаянные селились на реке, строя дома на невысоких сваях из гнилого дерева. Но всего этого не видели приезжие и не замечали местные.
Молот вдохнул полной грудью воздух речного квартала. Меня же чуть не вывернуло от тяжелого запаха: тут пахло рыбой, гнилью, потом, разложением и дерьмом. Улыбаясь, Молот выдохнул.
– Запах денег, – произнес он. – Чуешь, Медный, этот запах? Запомни его, брат, так пахнут деньги вербовщиков.
– Хреновая у нас работа, ежели так воняет, – ответил я.
– Дурак, – обронил Молот, – это не работа так воняет, это деньги так пахнут. А работа у нас, ты прав, хреновая, но пахнет по-другому. Пахнет она кровью, выбитыми зубами и сломанными ребрами. Драться-то не разучился? – спросил он, и его правый глаз чуть сощурился. – Помню, как ты наподдал Алеку с Темной улицы, чтоб не приставал к малышке Феригов. Они потом тебе фрукты таскали и свадьбу готовили.
– А потом она умерла, но ты этого уже не видел, – оборвал я не самые приятные воспоминания о первой потерянной любви.
Молот с грустью посмотрел на меня, но извиняться не стал. Не в его это природе, извиняться перед подчиненными в присутствии других подчиненных. Вот если бы мы были один на один, тогда… Да он и тогда бы не стал.
– Ладно, – сказал он, – вперед не лезь и делай все как я.
– Ага, – откликнулся Гробовщик, – слушай его больше, враз с ангелами разговаривать будешь.
– А ты не лезь! – рыкнул Молот. – Я брата обучаю.
– Ну-ну. – Гробовщик отвернулся и, положив руку на мое плечо, шепнул на ухо: – Ты, главное, в стороне держись, тогда, глядишь, и не зацепят.
– А что, будет драка? – спросил Треска, он страсть как не любит всех этих драк, особенно после Восбура.
– Это как доведется, – сказал Молот и поправил оружие. – Ребята, вы только не тушуйтесь. Здесь давненько никого из наших не было, так что они и думать о нас забыли. И не стоит думать, что мы портим кому-то жизнь. Нет, не портим, а, если хотите, делаем благое дело. Для многих из них это шанс сытно жрать да дожить до старости. Посмотрите на это, ну разве уважающий себя человек сможет жить в такой грязи? Рядом со всем этим и наша работа не кажется такой хреновой, а, Медный?
– Слабоваты их шансы до старости дожить, – рассудительно изрек Следопыт. – Вот попадут к нашим сержантам и будут нас проклинать. Здесь они хотя бы свободны от рождения до гроба, а там чуть что не так – и в первый ряд, под стрелы.
– Может, и так, но это уж кому как повезет, – сказал Молот и направился к тому, что тут именовалось таверной.
Будь я хозяином этого заведения, я бы удавился. Стоять у самой реки, вдыхать всю эту вонь, обслуживать всю местную шушеру, состоящую в основном из бандитов и убийц, подавать давно прокисшее пиво и не разбираться в вине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128