Стоило только ступить на такую, как в воздух поднимались тучи голодных комаров и жадно принимались нас жевать. Иногда мне казалось, что я слышу, как трещит у них за ушами.
Жужжание и хлюпанье, сопение и ругань сопровождали наше путешествие. А еще вонь. Вонь, которая не давала вздохнуть и от которой слезились глаза. И злоба, злоба, что перекрывала собой все, злоба, что не давала спокойно думать, злоба, что искала выхода и часто находила. Я кричал на людей по малейшему поводу, я пинал их, я грозил им кулаками. Они терпеливо сносили мои выходки. Они видели все сами. Если бы не это, я давно бы пересчитал им зубы.
– Привал! – крикнул Следопыт, взобравшийся на приличного размера кочку с иссохшим, корявым деревом посредине.
Я хотел возмутиться, какой привал к чертям собачьим, топай давай, когда я скажу, тогда и будет привал. Но передумал. Черт с ним, пусть командует. Здесь он главный. Да и пора, давно пора себя в руки взять.
Грязные, вымокшие до нитки и покрытые волдырями с ног до головы, люди поднимались на сушу и тут же падали, а уж затем, слегка отдышавшись, отползали в сторону, уступая место следующему: Гробовщик был исключением. Он взошел на кочку, оперся на свой шест и, тяжело вздохнув, подмигнул Лерою.
Герцог представлял собой жалкое зрелище. Пеший марш нелегко ему дался. За этот день он высох, стал маленьким, серым, совсем непохожим на властителя Восбура. Комары и мошки, почувствовав голубую кровь, набросились на него, и в этом был плюс, к нам приставали только больные на голову создания.
Я подполз к Следопыту. Он, сволочь, стоял, облокотившись о дерево, и, казалось, совсем не устал. Он даже находил в себе силы, чтобы ковырять веточкой в зубах и одновременно с этим напевать веселую песенку. Это он надо мной издевается, мстит за мое с ним обращение в форте.
– Объясни мне, друг любезный, – прохрипел я, едва ворочая языком, – какого хрена мы тут поперлись? У нас что, дороги не было?
– Они тоже свернули, – улыбнулся он.
Ах ты еще и улыбаешься! Ну ничего, лыбу-то я тебе с лица сотру, дай только выбраться отсюда живым. В карцере сгною, если только сам не сгнию тут.
– Ну и где мы? – К нам подполз Окорок.
– В болотах! – рявкнул я. – Окорок, твою мать, ты что, ослеп от нагрузки? Может, тебе карту дать, так она пустая. Нет тут ничего.
– Надо бы зарисовать, – подал голос Лерой.
Топограф хренов. Счас сорву камышинку и начну художества выводить.
– Куда они пошли? – Надо успокоиться и взяться за дело. Надо!
– Туда. – Следопыт неопределенно махнул рукой. – Здесь они ночевали.
– Да ты что? – Я огляделся, но никаких следов не увидел. – С чего ты взял?
Он обнажил зубы в ухмылке и, не говоря ни слова, копнул ногой землю. Кострище! Вот ведь черт внимательный, я бы даже лежа на нем не заметил. Да что там, даже ткнувшись в него носом. Даже если бы оно все еще было горячим.
Я перевернулся на спину и уставился в небо. Не хотелось мне сейчас думать ни о чем, связанном с моими прямыми обязанностями. Хотелось просто так лежать и разглядывать плывущие в далеком небе облака. А еще лучше дать храпака, да так, чтоб болота закипели. Но небо было серым и низким, обещая скорый дождь, а спать я буду только в могиле. Зато там отосплюсь!
– Так, – произнес я не отрываясь от неба, – пожрем, отдышимся и двинем дальше.
Все заворчали, а я-то ожидал услышать восторженные крики. Проклятое командирство, опять меня будут честить за глаза. Теперь главное не поворачиваться к ним спиной. На всякий случай. Мало ли что взбредет в эти усталые головы.
Вонь не исчезала, ругани над болотом стало больше, и звучала она громче.
Комары тоже стали злее, и теперь эти оголодавшие, размером с доброго поросенка твари норовили залезть под одежду и отхватить там кусок мяса пожирнее. Они что, не знают, что у солдат жиру отродясь не водилось? Как и мозгов.
Дернул же меня черт ввязаться во все это. Надо было Треску послать сюда, а письмецо Молоту самому свезти. Пусть бы он по болотам прыгал. Он все-таки водоплавающее, а я размокаю. Того и гляди разваливаться начну.
Я оглянулся. Если я выгляжу хоть вполовину того, как все остальные, хреновы мои дела. Посеревшие, опухшие от укусов рожи тащились по болотам третьи сутки. Их впалые, бесцветные, как у стариков, глаза буравили меня, ожидая заветного вопля «привал!». Но я молчал. И, черт возьми, буду молчать, пока Следопыт носящийся впереди словно по мощенной камнем площади, не крикнет, что эти твари за следующей кочкой. Но Следопыт тоже молчал, и злость, подогреваемая редкими, но очень точными репликами в его адрес, искала выход.
Он промчался мимо меня, когда я шестом прощупывал почву. От ветра, создаваемого этим не знающим устали созданием, я чуть не рухнул. Меня подхватили руки идущего за мной Пони. Его лошадиная морда растянулась в усмешке.
– Держись, командир! – произнес он, заботливо ставя меня на место.
– Все держитесь, – прокричал Следопыт, пробегая мимо меня в обратном направлении, но на этот раз на безопасном расстоянии, – дальше легче будет.
– Когда? – Я вытянулся в струнку и ухватил его за рукав. – Когда, сучий ты потрох? Это мы слышим уже третий день.
– И что, – заржал он, – вам разве легче не стало?
Я бы утопил его тут же. Клянусь! Но он вырвался и, отскочив, добавил:
– Лесочек видишь?
Я повернулся. Лесочек, чтоб тебя! Три сухих дерева на горстке земли для него уже лесочек.
– Вот за ним земля начинается. Не бог весть что, конечно. Но все ж покрепче этой.
Это сообщение вдохновило людей и меня в том числе. До леска мы добрались как на крыльях, а там, ощутив под ногами твердую землю, устроили настоящий пир для не жравших два дня желудков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128