Со вкусами не слишком считались, а любовь и вовсе не принималась во внимание. Важно было исполнить невиданный ранее политический акт – бракосочетание двух континентов, свадьбы мира эллинического и мира персидского, Запада и Востока, создания новой расы, в которой македонская и греческая кровь смешалась бы с кровью всех народов Азии. Так, благодаря новому поколению, предназначенному судьбой самим смешением крови сохранить сплоченность царства, закончится, самоуничтожится старинная неприязнь между народами Эллады и Мидии. Божественная сущность Александра проявилась в этом поступке больше, чем в воздвижении скульптур и алтарей.
Эти браки были заключены в один день, во время праздников в честь Афродиты (в середине весны). Ни одно столетие не было свидетелем подобных свадеб.
В садах Суз был раскинут огромный шатер-дворец, покрытый золотой парчой, которую поддерживали пятьдесят колонн из вермеля и серебра (он занимал четыре стадия). В глубине было приготовлено более ста свадебных опочивален, перегороженных коврами с изображениями эпизодов из жизни богов. В пиршественном зале разместили сто лож на ножках из серебра для военачальников, а посередине одно более высокое ложе на ножках из золота для царя. Вокруг были накрыты столы на девять тысяч гостей. Все трубы армии оповестили о начале празднества, и каждый занял свое место. Второй раз фанфары приветствовали появление царя, который начал жертвенные возлияния божествам, и все будущие мужья последовали его примеру, каждый поднимая подаренный Александром кубок.
И тогда трубы возвестили появление невест; покрытые вуалью, они двигались длинной процессией, чтобы одна за другой присоединиться к предназначенному ей супругу. Статира и Паризатис в роскошных костюмах, подобающих принцессам крови, заняли места на ложе с золотыми ножками по обе стороны от Александра, который одарил каждую брачным поцелуем. Пиршество затянулось далеко за полночь; военачальники со своими новыми женами удалились в опочивальни, приготовленные в глубине шатра; другие пары разместились в лагере и в городе. На следующее утро празднество возобновилось и продолжалось еще пять долгих дней.
В ознаменование этого события Александр проявил по отношению к своей армии неслыханную щедрость. Он не только обеспечил приданным каждую персидскую девушку, выходящую замуж за его воина, не только наградил всех отличившихся в боях золотыми венками, из которых самый маленький стоил один талант, но еще принял решение оплатить военачальникам и воинам все долги, которые они могли сделать во время похода. Были поставлены большие столы, на которых лежали золотые и серебряные монеты, и были приглашены поставщики и торговцы, имевшие долговые обязательства, имя же должника не учитывалось. И даже солдатам, дававшим деньги в долг товарищам, командирам, которые ссужали подчиненных из своего жалования или из захваченного добра, – всем были возвращены долги. Двадцать тысяч талантов ушли на эту окончательную выверку счетов.
Удивительно, что армия не проявила особой благодарности за все эти щедрости. Она приняла золото без особой благодарности, празднества без радости, почести без энтузиазма. Старые македонские части, которые оставались верными, несмотря на все трудности обратного пути, стали особенно неуправляемыми по мере того, как их осыпали благодеяниями. Все, что им давали, казалось им должным, и ничто не могло их удовлетворить. Скверное настроение постоянно царило в их рядах; они ставили в упрек царю то, что он отдалялся от них, отгораживаясь восточной пышностью, и слишком уважительно относился к побежденным народам. Они хотели бы иметь возможность вести себя всегда как победители, и обращаться с покоренными как с рабами.
Первые волнения, еще незначительные, имели место в Сузах, когда Селевк представил подготовленное им новое воинское формирование персов; тридцать тысяч новобранцев перестраивались по македонскому образцу, проявив выносливость и умение маневрировать. У ветеранов это вызвало зависть; они были раздасадованы и едва ли не уничтожены, удостоверившись, что побежденные ими народы смогли выставить такую искусную армию, блиставшую молодостью и предназначенную однажды заменить их.
Позже, на берегу Персидского залива, Александр основал новую Александрию, двадцать четвертую, и последний из созданных им городов. А через несколько недель он поднялся вверх по течению Тигра, отдавая распоряжения о перестройке стоящих на его пути крепостей.
Он уводил своих ворчащих греков, разгневанных македонян, которые роптали, недовольные слишком длинными переходами, и жаловались, что их заставляли заниматься строительными работами. «Пусть царь берет персов, раз уж он их так любит», – говорили воины.
И многие военчальники разделяли чувства простых воинов потому, что видели вокруг Александра азиатских сановников, занимавших все больше должностей в управлении и командовании.
Армия была собрана в Описе, где перекрещивались четыре великих пути Малой Азии: в Сузы, Экбатан, Вавилон и Тир. И там от имени Александра было объявлено, что он распускает десять тысяч из числа ветеранов: тех, кто имел белых коней, чьи спины согнул возраст, чья походка стала тяжелой от ран и тех, кто начал брюзжать уже с берегов Инда.
Тут вспыхнул настоящий мятеж. Те же самые воины, которые столько раз требовали возвращения в Грецию, со странной непоследовательностью взбунтовались в тот момент, когда им была дарована свобода; они отказывались быть распущенными по частям, они хотели быть отпущенными все вместе или же чтобы не был отослан никто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112