Ничего, сейчас здоровье нашему хулигану поправим! – Дядя Гриша тут же достал литровую бутыль с прозрачной жидкостью.
Подле хозяина на столе раскорячился пузатый начищенный самовар. Роману показалось, что он провалился куда-то на сотню лет назад. Вон бронзовый ковшик на столе. На полке – лампа керосиновая. Колдун уселся напротив дядя Гриши, провел ладонью по столу. Хорошее дерево – землю помнит. И живет еще. Роман и сам бы пожил здесь. Ласково в доме. Сидишь за столом, а по спине будто невидимая ладошка гладит. Наверняка домовой хороший поселился, за домом приглядывает. И дом кажется старинным, обжитым.
– Как Машенька? – поинтересовался Роман, хотя не был уверен, что надо спрашивать.
Дядя Гриша нахмурился:
– Баз ей какую-то гадость вколол. Спит теперь и во сне стонет. Э-эх, не узнать ее прям… Вид у нашей красавицы, как у шлюхи.
– Гриша! – с упреком воскликнула хозяйка.
– Что Гриша-то? Гриша со всем этим дерьмом разберется еще!
Танюша всхлипнула, но без слез.
– Я воду заговорю, – пообещал Роман. – По ложке давать будете, за три дня синяки сойдут, краше прежнего девчонка станет. Остальные спят?
– А кто это – остальные? – Баз, Стен?
– Уехали они. – В самом деле – тишь была в доме, ни одно ожерелье не отзывалось.
Роман вскочил, кинулся к двери.
– Ты куда? – подивился хозяин. – До шоссе – больше километра. Времени – двенадцать часов. Сейчас темно – ни зги не видать. Осень. И убивства по ночам случаются. Возьмут и просто так кого-нибудь прирежут из озорства. Ладно, шучу. Спят они в соседней комнате. Потому как никакие были. Щец мясных со сметаной похлебали, да я им чуток налил всем. Даже мальцу. Вот они теперь и дрыхнут.
Роман рассмеялся и вернулся к столу. Надо ж было сразу сообразить, что хулиганит хозяин, тоску избывает. А с ожерельями связь прервалась из-за самогона. Забористый, видать, у дяди Гриши самогон.
А хозяин уже наполнил гостю стакан до краев.
– Ну, за знакомство.
– Я пить не буду, – сказал Роман.
– Это почему же? – удивился хозяин.
– Я колдун. Мне нельзя. Хозяин расхохотался:
– Вот удивил! У нас тут в Суетеловске тож один колдун живет. Известный – к нему из Питера, из Москвы и даже из-за бугра приезжают. Хлещет только так. Мы с ним завсегда на рыбалку четыре литра берем, не меньше. Так что пей. Самогоновка – для колдунов первое дело. А ты, парень, хорошо сегодня хулиганил, такое дело отметить надо.
Уж неведомо как Роман на этот нехитрый уговор поддался. Верно, долгий этот день его доконал. Сильно его перетряхнуло: бегство из мнимого Беловодья, собственные похороны, Надина смерть, а вечером штурм притона в Суетеловске.
Колдун взял стакан и опрокинул залпом.
– Я выпить любого уговорю. Не было такого, чтоб от моего самогона кто-нибудь отказался. – Хозяин уже протягивал гостю клюквенную запивку.
И вдруг заметил: лицо Романа перекосило так, что прежних черт не узнать, все сместилось: нос сморщился, рот оскалился, щеки раздулись. И колдун выдохнул. Черными хлопьями запорошило угол – занавески, стены, шкафчик с посудой. Один комок попал хозяину на руку. Тот закричал – пепел был горячий, обжигал. Роман закашлялся – изо рта шел пар.
– А ты, парень, хулиган еще круче меня, – изумился дядя Гриша.
Колдун промычал:
– Где колодец?
– Справа, справа от крыльца! – закричала Татьяна.
– Милый, только в колодец не блюй! – крикнул дядя Гриша вдогонку. – Уж так сильно хулиганить не надо!
Роман ринулся на двор, и здесь его вырвало. Шатаясь, побрел к колодцу. Колодец был старый, куда старше дома – сруб уходил глубоко, до самой водоносной жилы. Роман загрохотал цепью, спуская ведро. Слышал, как оно стукается о стенки колодца. Вода была чистая, вкусная и такая холодная, что стыли зубы. Хорошая вода. После первого глотка полегчало, жжение в желудке унялось. Роман набрал в легкие побольше воздуха и обрушил на себя ледяную воду. Вмиг бросило в жар, тело закололи тысячи иголок. Роман облился второй раз и третий. Потом напился. Потом взял ведро с водой и направился обратно к дому. Несмотря на отмытие и питие водное, колдуна все равно шатало, и на крыльцо он взошел после второй попытки.
Заглянул в боковую комнатку. Друзья его спали – слышалось их ровное дыхание. В комнате пахло сырой шерстью, немного перегаром и еще теплом. Тепло тоже пахнет, если оно от живого огня – печное. Роман прислушался. Если кому-нибудь из друзей было бы сейчас плохо, он бы различил. Но ожерелье даже не дрогнуло.
– Погляди, занавески насквозь прожгло, – громким шепотом говорила хозяйка на кухне. – А букет из бессмертников… Один сор. Сколько раз говорила: не пои кого ни попадя.
– А чего он заладил: “Колдун, колдун!” – оправдывался хозяин. – Так бы и сказал: язвенник. Хотя для язвы самогоновка – самое первое лекарство.
Роман вернулся на кухню.
– Да ерунда все, – успокоила гостя Татьяна. – Убытку, считай, никакого. Занавески старые были, бахрома вся повылезла.
– Сейчас поправим, – сказал господин Вернон и плеснул водой на занавески.
Волна воды побежала вверх, к потолку, вспенилась и опала. Ткань переменилась – из обгорелой сделалась яркой, новенькой, легла пышными складками. Бахрома, в самом деле поредевшая, вновь загустела.
Господин Вернон полюбовался работой, потом плеснул в сторону пострадавшего шкафчика, на полке которого чернела залепленная пеплом вазочка с несколькими обугленными ветками – все, что осталось от зимнего букета. Вода брызнула, и вновь засияли помутневшие стекла, следы сколов, ожогов, царапины – все исчезло на деревянных полках и створках, вазочка вытянулась, блеснула новенькой синей эмалью, а на черных ветках закачались разноцветные стеклянные колокольчики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124