Старуха отрицательно мотнула головой:
– Теперь не могу. У тебя ожерелье есть? – спросила резко. И как-то нехорошо глянула единственным глазом. Завистливо, что ли.
– Есть, – призналась Тина.
– Тогда еще раз попробуй. И не просто о Ромке думай. Нет, не просто. А с болью. Тогда пробьет.
Тина на всякий случай набрала в Пустосвятовке две канистры воды, чтоб посвежей была, а значит – и посильней. Вернувшись, сразу же заперлась в Ро-мановом кабинете. В этот раз пробиться удалось. Она увидела старинную усадьбу, обветшалую, запущенную, штукатурка на двухэтажном здании ободрана до самой кирпичной кладки, колонны портика сделаны заново, дверь тоже новенькая, хотя видно, что дубовая. И из этой двери выходит Роман Вернон. Одет он в какое-то старье; прежде длинные волосы не обстрижены, а как будто ободраны и торчат во все стороны непокорными вихрами. Тина обмерла, нечаянно толкнула тарелку, изображение дрогнуло и пропало. Тина вскочила, метнулась к двери, вернулась. Сердце колотилось радостно. Жив, жив Роман, хоть заклятия его и пали. Но вон он живой, только что виденный, там, на дне… Тина коснулась пальцами воды, и почудилось ей, что касается она Романа. Кожи его на щеке… Но чего-то испугалась и отдернула руку. Села на диван. Надо успокоиться – все хорошо, живой он, занят своими колдовскими делами. И хорошо. А Тина сейчас к Эмме Эмильевне побежит и все ей расскажет. Потому что держать такое всебе силы нету.
Прошла неделя. Никто больше не пытался проникнуть в дом, но посетители все еще являлись каждый день поутру.
Однажды Тину на улице подкараулил какой-то подросток, круглолицый, в старой куртке, из которой он давно вырос. Тине показалось, что однажды она его уже видела. Точно видела… в тот день, когда…
– Вы тоже, как господин Вернон, по воде найти можете… ну, если кто пропал? – спросил парнишка.
– Я не могу, – тут же принялась отнекиваться Тина.
– Почему?
Она растерялась. Не могла объяснить, почему не может делать то, что умеет Роман.
– Господин Вернон мне самых главных заклинаний не открыл, – соврала, хотя точно знала – не в заклинаниях дело.
– Жа-аль… – протянул подросток. – А может, попробуете? Может, у вас получится?
Тина отрицательно замотала головой.
– А кого ты ищешь?
– Друга. Он уехал. Исчез.
– Вернется, – пообещала Тина. Паренек ничего больше не сказал и ушел. Время бежало. Но Роман так и не появлялся.
Осень прошла, наступила зима.
Под Новый год позвонил отец Романа и спросил, не вернулся ли его неблагодарный сыночек. Голос у Воробьева-старшего был испуганный. Как только Тина сказала: “Еще нет”, старик повесил трубку.
В деньгах Алевтина не нуждалась – Роман оставил наличными крупную сумму. Но безделье, которое подле Романа было милым и естественным, вдруг обернулось мучительной тоской. Тина не однажды рылась в бумагах колдуна, пыталась найти тайные заклинания, да все без толку. Записи господин Вернон делал пустосвятовской водой, и проявлялись они от теплоты колдовского дыхания. Тина пробовала дышать на страницы, но ни одной строчки не возникло. Не хватало Тининого дара для восстановления текста.
Новый год Тина встречала в одиночестве. Под бой курантов выпила шампанское, мысленно чокнулась с Романом.
– За тебя, – прошептала.
И вдруг увидела, что напротив нее сидит Медонос и качает головой, будто упрекает Тину за легкомыслие. При этом правая рука, в которой Тина держала бокал, онемела, и кожу стали покалывать тысячи иголок.
– А Роман любит другую, – провозгласил призрак Медоноса вместо ответного тоста и исчез.
Проклятый!
Онемение в руке прошло только к утру. А когда прошло, Тина сообразила, что рука онемела вовсе не от бокала с шампанским. В правой ладони лопнул флакон с заговоренным огнем. Кости-то срослись, а вот порча осталась! Тина произнесла все известные ей заклинания для снятия порчи. Не получалось. К Чудодею идти было стыдно, позор-то какой, простых заклинаний ассистентка не знает. Не себя боялась опозорить, а Романа подвести. Ладно, пусть ноет рука, не отвалится, вытерпеть можно.
А рука продолжала неметь время от времени, и Тина роняла то чашку, то стакан, то авоську с продуктами на улице.
Весна миновала.
Лето… Призрак Медоноса являлся раз пять. А может, и больше. И все лишь для того, чтобы произнести одну-единственную фразу. И всякий раз правая рука застывала, в пальцы впивались невидимые иголки. Тина опрыскала дом пустосвятовской водой. Не помогло.
Вновь осень закружила желтолистьем.
Однажды вечером в ворота постучали. Тина засомневалась – открывать ли? Что Романовы заклинания? Оборонят в этот раз или нет? Все-таки год миновал. Одно слабенькое Тинино заклинание оградить не могло. Она подошла к воротам и выкрикнула срывающимся голосом:
– В чем дело?!
– Это дом Романа Вернона? – спросил мужской голос, тихий и какой-то мягкий, ватный.
– Ну…
– Вы, верно, меня не помните. Я бывал у вас в гостях один раз. В том году еще.
– Не помню, – честно призналась Тина.
– Данила Иванович Большерук. До воздушной стихии касаюсь, когда сия стихия мне это любезно позволяет.
Тина кивала, ожидая, когда же Данила Иванович перейдет к главному.
– Я его нашел, – проговорил Большерук.
– Что нашли? – не поняла Тина.
– Романа Вернона.
Тина так растерялась, что распахнула калитку. На улице стоял человек лет пятидесяти или даже ближе к шестидесяти, в потрепанной куртке, трикотажных штанах и резиновых сапогах до колен. На голове – вязаная шапочка с тощим помпоном. Человек походил на сельского учителя или врача. Кажется, прежде Тина его встречала.
– Где Роман? – спросила она слишком уж громко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124