Жаль мне тебя, голубушка. Жаль, что темная сила тебя околдовала, душу выпила. Ты ж красавица, тебе счастливой положено быть. А ты страдаешь. И никто не поможет…
– Никто… – закивала Тина, и слезы покатились по щекам сами собой, и стало легче. Чуть-чуть, но легче.
– А я помогу, – пообещал Медонос. – Потому как женщин наших русских несчастных всех люблю. Всех без исключения. Вот, возьми. – Он вложил в безвольную Тинину ладонь пузырек темного стекла, – Поставь в спальне возле кровати. Он и вернется… Скоро…
Ожерелье проклятое так шею сдавило – не вздохнуть. Нить пульсировала, билась, дергала, как больной зуб.
Тина зажала пузырек в ладони и побрела назад, домой. Ее шатало. Один раз она даже упала, но пузырек не выронила.
– Пьяная! – фыркнула ей вслед какая-то бабка.
– Пьяная, – подтвердила Тина и рассмеялась лающим смехом, больше похожим на рыдания.
Добрела наконец до своих ворот, калитку отворила, хотела сделать шаг и… Пузырек у нее в руке взорвался. Осколки брызнули во все стороны. Кожу не пробили – Романова защита спасла. Но две косточки в кисти переломались. А следом вспыхнул рукав пальто. Тина взвизгнула. И тут же сверху, с перекладины ворот, рухнул огромный ком снега и пламя сбил – Романовы заклинания вновь действовали.
Тина рванулась назад, на улицу, захлопнула калитку и помчалась по Ведьминской. Вот же глупая!
Как не заметила колдовской ауры, причем враждебной? Околдовал ее этот Микола, точно околдовал.
Тина бежала – но не в больницу, нет, а к Михаилу Чудодею, главе темногорских колдунов. Как ассистентку Романа Вернона колдовской Синклит обязан был ее защитить от подобных пакостей.
Михаил Чудодей выслушал ее внимательно, боль с поврежденной руки снял, но переломы не залечил – человека с водным ожерельем может исцелить лишь водный колдун. А таковых в Темногорске, кроме Романа, больше не числилось. Пришлось Тине ехать в больницу и накладывать гипс.
Вечером Чудодей зашел справиться о здоровье. Посидел на кухне, чаю попил, поинтересовался, нет ли вестей о Романе, а потом, вздохнув, добавил:
– Вы ошиблись, Алевтина Петровна. Миколы Медоноса в Темногорске нет. Это точно. Отсутствует уже недели две. Так что кто-то другой вам пузырек с огненным зельем подсунул.
– Кто именно?
– Огненных колдунов много, по имени назвать не могу. Возможно даже – не член Синклита. Кто-то из Романовых завистников. Может, вы сами знаете? Встречали прежде?
– А не мог Медонос вернуться тайно? – не желала сдаваться Тина.
– Чтобы дать вам пузырек? Да так неумело? Простите, Алевтина Петровна, мне это кажется более чем странным. Вы в другой раз осторожней будьте. Разве Роман Васильевич не научил вас, как от подобных нападений защищаться? Это, знаете ли, нехитрая наука. Если забыли, ко мне приходите, я вас заклинаниям научу.
Тина вздохнула:
– Научил, конечно…
Да что там учить! Ожерелье предупредило: опасность. Дергалось как сумасшедшее. А Тина внимания не обратила, в тот миг ума решилась.
– Может, помочь чем надо? – спросил Чудодей.
– Чем тут поможешь?.. – вздохнула Тина. И едва не выкрикнула: “Ведь правду, правду человек говорил!”

***

Так что в Пустосвятово она отправилась только на следующий день. Рука в гипсе, в сердце такая муть, что хоть в голос вой. О, Вода-царица! Да что ж это такое! Беда к беде!
Дом Воробьевых долго не могла найти; все постройки, давно не крашенные, покосившиеся, в окружении старых яблонь, увешанных поздними яблоками, казались схожими. Адрес Тина забыла. Наконец вдруг нашла дом. Когда в третий раз проходила мимо, что-то в спину толкнуло. И шагнула к нужной калитке. Пес загавкал. Тина уверенно направилась к крыльцу. Постучала. Дверь не отворили. Только форточку.
– Чего надо? – спросил не слишком приветливый женский голос.
Тина даже толком не успела разглядеть, с кем разговаривает.
– Я знакомая Романа Васильевича Воробьева. Он куда-то уехал, вот я и хотела узнать…
Договорить ей не пришлось.
– Пошла вон! – завопила женщина, и форточка захлопнулась. Звякнули стекла.
Тут и дара никакого не надо было, чтобы понять: женщине что-то известно. Тина вновь постучала.
– Я сказала: убирайся! – раздалось из-за двери. – Или собаку спущу.
Пес мгновенно почуял настроение хозяйки и разразился лаем.
Тина бросилась к калитке, решила, что вернется к этому дому потом, побродит вокруг маленько, может, встретит не мачеху Романа, а его отца. Впрочем, Тина была уверена, что Воробьев-старший тоже ничего не скажет. Оставалась одна надежда – на Марью Севастьяновну.
В этот раз Тина плутала недолго: почерневший, покосившийся дом запомнила очень хорошо. Да и стучать в дверь не пришлось. Старуха, закутанная в платок, в зимнем пальто с облезлым воротником, стояла у крыльца. Просто стояла и ничего не делала. Будто вся работа и по дому, и в саду закончилась. А вот времени осталось хоть отбавляй. И старуха в печальном одиночестве по капле избывала время.
– Марья Севастьяновна, – негромко позвала Тина.
Старуха повернулась. И тут девушка увидела, что один глаз у старухи закрыт куском марли.
– Что тебе? – спросила Марья Севастьяновна устало. – Руку залечить? Так я теперь не лекарю.
– Нет, я не из-за руки. – Тина вошла во двор. Немного с опаской. Знала, что мать у Романа колдунья. – Я вашего сына ищу. Он как уехал из Темно-горска, так о нем никаких вестей. А его какие-то мерзавцы искали. Я боюсь.
Старуха усмехнулась. Сверкнули белоснежные зубы. Не вставные.
– Пусть ищут. Не найдут.
– А вы бы не могли… по тарелке… Как Роман. У меня не получается. То есть раз получилось, а потом – никак. Может, силы не хватает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124