Но что поделаешь, именно так он себя почувствовал – а для него это было Непривычно.
С тех самых пор, как он вышел из юношеского возраста с присущими ему сомнениями и нерешительностью, Том сознавал свою привлекательность для противоположного пола. В большинстве случаев женщины сами вешались ему на шею, и Том, отнюдь не испытывая тщеславия, привык относиться к своим легким победам как к чему-то само собой разумеющемуся. Но все это были лишь мимолетные увлечения. Он не мог припомнить, чтобы какая-нибудь женщина затронула его так, как Гарриет. Может быть, причиной была ее внешность – этакий шик с налетом небрежности? Или дело в ее несомненной самоуверенности от сознания принадлежности к привилегированному кругу? Возможно, отчасти так оно и есть. Но причина заключалась не только в этом. Она стремилась преуспеть в жизни, хотя было бы куда как проще опереться на унаследованное богатство. Но под внешней самоуверенностью чувствовалась ее уязвимость. А под холодностью таилась теплота, сдержанность прикрывала страстность. Воспользовался ли всем этим Ник? При мысли об этом у Тома внутри все сжалось, и он решительно поднялся со стула.
Размышления такого рода не способствовали успешному расследованию дела. Но до того как он сможет продолжить поиски Грега Мартина, у него оставался, по крайней мере, еще один свободный день. Еще один день наедине с Гарриет! Уголок его рта приподнялся в улыбке. Том О'Нил намеревался извлечь из него максимальную пользу.
* * *
Местность вокруг Катарины – одна из самых красивых в Северной, а возможно, и во всей Австралии. Река Катарина, причудливо извиваясь, прокладывает себе путь через каменистые холмы и образует тринадцать живописных ущелий, глубина которых иногда достигает двухсот футов.
В сухой сезон по спокойной, медленно текущей реке курсируют прогулочные катера, и туристы могут увидеть живописные крутые стены ущелья, но сейчас, когда река была полноводной и быстрой, а немногочисленные туристы появлялись крайне редко, Гарриет и Том были вынуждены удовольствоваться поездками в Национальный парк и пешеходной экскурсией по берегу. Но они не были разочарованы. Тропическая зелень буйствовала, получая годовой рацион влаги: она пышно разрослась по берегам древних каньонов и обрывов, а поверхность безмятежно спокойных заводей, где вода настолько прозрачна, что можно без труда рассмотреть все оттенки цветных камешков на дне, украшали водяные лилии размерами с тарелку.
Здесь, в этом тихом заповедном месте, селилось множество птиц: шалашники с шумом взмывали из своих зеленых хижин, устроенных в нижнем ярусе леса, а крошечные пташки носились под нависающим пологом ветвей, словно большие яркие бабочки. И, конечно, повсюду были попугаи: белые, с желтым хохолком какаду, шумные попугайчики-розеллы и лорикиты, щебечущие стайки серых и розовых какаду. Гарриет то и дело щелкала затвором. Она совсем не задумывалась, удастся ли что-нибудь использовать в «Фокус Нау», – туристы любят фотографировать, и задолго до нее снимки этих мест появились, возможно в лучшем исполнении, в Национальном географическом журнале, но она все равно снимала – для собственного удовольствия.
В отеле их снабдили пакетами с завтраком, и они решили перекусить на берегу озерца, образуемого небольшим водопадом. В пакетах оказались бутерброды из свежеиспеченного хлеба с сыром и ветчиной, крупные сочные помидоры и бананы. Горячие лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, создавали пятнистый ковер из света и тени. Они завтракали, сидя на плаще Тома, расстеленном на земле.
– Я могла бы остаться здесь навсегда, – тихо промолвила Гарриет. – Здесь так спокойно!
– Это вы сейчас говорите. Вы быстро заскучали бы без повседневной суеты. Покой хорош в небольших дозах, но для людей, вроде нас с вами, мне кажется, он утомителен.
– Думаю, вы правы. Но сейчас я не могу им насытиться. Я, пожалуй, останусь здесь и не вернусь.
– А что об этом сказал бы Ник? – Он вовсе не собирался этого говорить, вопрос вырвался помимо его воли.
– Я могла бы делать для него снимки здесь, как и в любом другом месте, – сказала она, сделав вид, что не поняла скрытый смысл вопроса.
– Я говорю не о фотографиях.
Она мгновенно все поняла, и по ее коже пробежали мурашки.
– У Ника нет никакого права что-либо сказать, – заявила она. – Я не принадлежу ему.
– Гарриет, только дурак мог бы подумать, что вы можете ему принадлежать!
– Вы не так поняли. Ник просто друг и мой издатель. – Она протянула руку, чтобы сорвать маленький нежный цветок, росший в траве, а затем продолжила: – Вы обо мне знаете очень много, а я о вас – совсем ничего. Мне кажется, это несправедливо.
Он переменил положение своего длинного тела.
– В моей жизни не так уж много интересного. Я тихо и мирно живу в чертовски запущенной квартире в Баттерси, если, конечно, не нахожусь на другом конце света по делам.
– А ваша работа часто заставляет вас совершать кругосветные путешествия.
– Иногда приходится ездить – ну, скажем, в другие страны. Должен признаться, что это моя самая дальняя командировка. Но вам, наверное, неинтересно слушать о моей работе.
– Нет, я хотела бы побольше узнать о вас: откуда вы родом и тому подобные вещи.
– Я же сказал – из Баттерси.
– Мне показалось, что у человека с фамилией О'Нил биография поинтереснее.
– Ну, хорошо – в моих жилах действительно течет ирландская кровь, если вас это интересует. Полагаю, что вам как американке это должно быть по душе.
– Англо-американке, а не американке ирландского происхождения, – напомнила она ему. – Продолжайте. А откуда ваши корни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155