- Перескажите весь свой день второго августа.
- Разве все упомнишь!
- Будем вспоминать. Вместе.
Когда дошли до вечерних событий, Олесь сказал:
- Жена была во вторую смену. Я остался со Степанком, сыном. Ребенок уснул, и я лег.
- В котором часу?
- Приблизительно в девять, а может, позднее.
- Всегда так рано ложитесь?
- Мне вставать на рассвете.
- Это не ответ.
- Ну, не всегда... Но день был утомительный... Я же рассказывал вам, что ремонтировал ванну...
- Ваш адрес - улица Строителей, это здесь же, в Дарнице?
Олесь кивнул.
- В девять на улице темнеет?
- Еще видно.
- Ну, а до девяти, Олесь Борисович, не решились ли вы вдруг проведать отца?
- Нет, я отца не видел в тот вечер. Я уже сказал.
За много лет службы Коваль часто слышал вранье, он почувствовал фальшь в словах Олеся. Но одновременно тон ответа свидетельствовал, что парень просто что-то недоговаривает.
- А кого вы в тот вечер видели на Русановских садах?
По тому, как раздулись ноздри Олеся, Коваль сделал вывод, что сведения, полученные Струцем, имели под собой какое-то основание.
Пауза длилась долго. Наконец Олесь сказал:
- Никого не видел. - И сразу понял, что проговорился, что теперь так просто от настырного подполковника ему не отделаться. И он решительно добавил: - Я знаю, что вам нужно! Не ходил ли я к отцу, не подсыпал ли ему яд... - Он вскочил со стула. - Есть ли у вас совесть такое катить на меня!?
Коваль жестом приказал сесть. Олесь не послушался. Лицо его стало упрямым, ноздри то и дело раздувались.
- Если хотите, скажу, хотя вы можете не верить... Я уже давно хотел помириться с отцом, но Нинка, жена, к нему не пускала... В тот вечер она была на второй смене, и я, когда Степанко уснул, попросил соседку посмотреть за ребенком, а сам махнул на Сады. Когда пришел на дачу, увидел, что в домике люди, услышал чьи-то голоса. Мой разговор с отцом должен был происходить с глазу на глаз... Неожиданные гости спутали мои карты. Я потихоньку поднялся по лестнице. В комнате сидели отец, Таисия и еще какие-то незнакомые. Засомневался, заходить или нет. А тут Таисия взглянула в мою сторону и поднялась из-за стола. Она направлялась к двери, и я, не знаю почему, быстренько сбежал по ступенькам и шмыгнул в переулок.
- Думаете, она не увидела вас?
- Не знаю. Может, и увидела.
- А что еще вы заметили на даче?
- Ничего. Я возвратился домой, решив отложить свой разговор с отцом. - Олесь сел и, казалось, немного успокоился.
- Вы еще постояли немного около калитки. А ведь можно было спрятаться в тени деревьев, переждать, пока разойдутся гости.
- Я ушел оттуда сразу. Некогда было ждать. Дома ребенок, жена скоро вернется с работы, устроит прочухан.
- Жаль, - заметил Коваль, посасывая папиросу, которая погасла. Только вы убежали, гости вышли в сад, отец ваш остался один, могли бы поговорить, и, гляди, все иначе обернулось бы...
Коваль умышленно обратил внимание Олеся на эту деталь, хотел посмотреть, какое выражение появится на лице у собеседника.
Молодой Залищук с жалостью покачал головой, причмокнул губами.
- Да, жаль, очень жаль! Если бы я знал... - развел он руками. - Но, поверьте, я никак не причастен к смерти отца. Хотел бы знать, кто отравил! Я бы с ним быстро посчитался. - Олесь так сжал кулаки, лицо его стало таким жестоким, что Коваль понял - дело не закончилось бы одними словами.
- Вы, наверное, не ссориться приходили?
Олесь вздохнул.
- Хотел помириться. Давно собирался.
- Нужно было встретиться, - может, и обстановка сложилась бы иначе... Ведь каждая трагедия - определенное стечение обстоятельств, причин, условий. Достаточно было выпасть из этой трагической цепи хотя бы одному звену, и вся она распалась бы...
- Так вы все-таки считаете меня хоть побочно, но причастным к смерти отца?.. Хотите, чтобы мне камень лег на душу?
- Нет. Это мои соображения, за которые вы не отвечаете, Олесь Борисович.
Подполковник пригласил в кабинет доктора Найду.
Когда тот вошел, опрятно одетый, в белой рубашке с красивым галстуком, словно собрался в театр, Коваль кивнул на Олеся:
- Вы нигде не встречали этого человека?
Доктор внимательно присмотрелся к молодому Залищуку и покачал головой:
- Нет.
- А на даче Залищуков, когда вы там ужинали? Второго августа...
Доктор снова покачал головой. Коваль взял повестку Олеся, чтобы подписать, взглянул на часы и тут же вспомнил, что он не в своем кабинете в министерстве, а в райотделе, где вход и выход граждан свободный.
- Можете идти, Олесь Борисович, - протянул ему повестку. - А вы, Андрей Гаврилович, садитесь, - показал на стул.
Олесь вышел не попрощавшись, что-то сердито бормоча себе под нос.
С Найдой разговор был долгий. Доктор подробно рассказал Ковалю свою историю и то, как Катерина Притыка, теперь Кэтрин Томсон, помогла ему узнать правду об отце.
- Был в Партизанской комиссии, подняли архивы... Теперь не знаю, перейду на свою настоящую фамилию или сделаю двойную - Найда-Воловик. В загсе говорят, что отцовскую можно возвратить через суд...
Коваль с интересом рассматривал доктора. Долгие годы неопределенности своего положения в обществе наложили на него отпечаток. И хотя временами, увлеченный работой, которую любил, Андрей Гаврилович забывал о своей тайне, однако она постоянной тревогой жила в нем, тупая, словно глухая зубная боль.
Особенно охватила его тревога, когда впервые встретился с Таисией Притыкой. Не сразу узнал ее, но когда та назвала себя, испугался и еле убежал от нее. Вторично убежать не удалось: тогда, в театре, когда осматривал артистов хора и в кресло перед ним села Таисия, понял, что рано или поздно она разоблачит его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85