А «ищите женщину» – это такая поговорка. Она означает, что если где-нибудь совершено преступление, в этом замешана женщина. Конечно, не всегда. Но чаще всего замешана. Это французская поговорка. Старая. Поэтому она сейчас не всегда оправдывается. Она устарела. Так мне мама объяснила. Но в данном случае она оправдалась.Только одно я не сказал Зусману: почему я подарил Гизи этот кусок... Но каждому ясно, что этого нельзя было говорить Зусману. И никому нельзя. Только маме... ВЕЧЕРНИЙ ВЫСТРЕЛ Сначала я услышал выстрел, хотя не сразу понял, что это выстрел. В общем, что-то грохнуло. Как пугач. Только сильней, хотя и глухо – где-то за стенками.Я сидел на полу возле двери и складывал кубики. А мама печатала под лампой возле окна. Потому что был вечер. Но Иосифа еще не было.Потом я услышал крик:– Усы застрелился! Усы застрелился!Это кричала сама Ляпкина: от страха она забыла имя и отчество. Она бежала по коридору.Когда мы с мамой вышли, Ляпкина стояла белая возле стены и плакала. Ее окружили жильцы. Наши и из соседней квартиры.– Боже мой! Боже мой! – повторяла она и тискала свои щеки пальцами. Вниз по щекам у нее тянулись черные полосы от ресниц.– Надо в «скорую» позвонить! – крикнул кто-то.– Зусман уже звонит! – строго сказала Жарикова. Она стояла рядом со мной и курила.И Вовка стоял рядом. И Гизи.Все были какие-то потерянные. И я тоже. Я ничего толком не понимал. Как это Усы мог застрелиться? Почему?Я сразу вспомнил наш разговор во дворе, когда он рассказывал нам про дуэль... Но тут же он сам в себя стрелял... Это что – тоже дуэль?– «Скорая»! «Скорая»! – кричал в телефон Зусман.– Кто там у него? – спросили шепотом.– Немка у него, – опять строго сказала Жарикова. – Вон она идет...По коридору быстро шла Гизина мама с миской в руках.– Wie ist er? – спросила моя мама. – Как он?– Schrecklich! – ответила Гизина мама. – Страшьно! – Глаза у нее были особенно большие и грустные.– В сердце! – кричал Зусман. – Да, да, в сердце! Запишите адрес!– Ну, как там? – повторили мамин вопрос.– О! Ошшень! – сказала Гизина мама. – Ошшень! Нада ма-ленька вода...Она повернулась и пошла на кухню, и тогда все увидели сзади на ее плече красное от крови полотенце. Все молча смотрели на это полотенце.И тут вдруг в коридор выскочил Дик. Дик пошел, дрожа, за Гизиной мамой, нюхая воздух, и шерсть у него на загривке стояла дыбом. В первый момент все растерялись и никто не двинулся. Дик зарычал, а потом оскалил клыки и завыл. Гизина мама вскрикнула и выронила миску. Миска покатилась по коридору с оглушительным грохотом. В полной тишине. Заплакала Гизи, кинувшись к маме.– Безобразие! – басом сказала Жарикова. – Человек застрелился, а тут собака!– На место!Дик поджал хвост и побежал в комнату.– И детей убрать! – сказала Жарикова. – Немедленно!– Пойдемте, дети! – сказала моя мама. – Вова! Гизи! Komm!Мама обняла нас руками и гурьбой повела в нашу комнату. Только Ляпкин Маленький спрятался у стены за юбку Ляпкиной и смотрел нам вслед исподлобья...Мама оставила нас одних и сейчас же вышла.Мы с Вовкой забрались на диван. Гизи постояла возле двери, потом тоже подошла на цыпочках к дивану и села, расправив на коленях платье.В комнате полутемно, потому что вечер и горит одна только маленькая лампа под зеленым абажуром на мамином столе возле окна, отражаясь в стекле. Лампа освещает мамину машинку с недопечатанной страницей, раскрытую книгу, карандаши в тускло мерцающем медном бокале.Я смотрю на лампу.Почему он все-таки застрелился? Почему? За окном тоже лампа. Она плавает над вечерней Москвой, над тусклыми крышами, где светит луна. Там лампа стоит под луной, прямо в черном небе.Из коридора доносятся приглушенные голоса.Потом кто-то завыл. Низким глухим голосом. Это Дик завыл.Быстрые шаги. Туда-сюда.Потом долго звонит входной звонок. И Дик лает.Гизи вздрагивает и поворачивает голову.– Это «скорая», – говорит шепотом Вовка.Гизи смотрит на него широко раскрытыми глазами.– Was? – говорит она испуганно.– Der Arzt, – говорю я. – Врач...В Гизиных глазах горят две маленькие настольные лампы.– Я видел этот наган! – шепчет Вовка. – Он мне его показывал. Мировая штука! Ему на фронте подарили. За храбрость. Там даже надпись есть на рукояти...– А почему он застрелился?– Не знаю, – шепчет Вовка. – Может, чистил... А может, нарочно.– Как – чистил...– Очень просто! – объясняет Вовка. – Шомполом, понимаешь? Может, он забыл пулю вынуть, нажал курок – вот и здрасте пожалуйста! Только навряд...– Почему навряд?– Потому что точный выстрел! В сердце! А то бы он просто так куда-нибудь попал. И был бы жив.– А теперь умрет?– Чудак ты! Он сразу умер!– А может, и нет! – говорю я. – Может, еще выздоровеет!– Чудак ты! – горячо шепчет Вовка. – Кто в сердце попал, тому каюк!– Как – каюк?– Ну, амба! Конец!– А почему он так сделал?– Кто его знает! – задумчиво говорит Вовка. – Может, от сильной любви. Многие от сильной любви стреляются. От сильной любви всегда хотят умереть...Я смотрю на Гизи. Она сидит совсем рядом со мной. И я ее люблю. Но это большой секрет. Она этого не знает. И Вовка не знает. Никто-никто-никто! Только мама. Но я же не хочу умереть! Даже если бы у меня был наган, я бы не застрелился. Значит, я ее не сильно люблю? Но почему мне хочется с ней всегда играть? И просто сидеть рядом? И что-нибудь дарить. Если бы у меня был наган, я бы подарил ей наган. На время, например. Или навсегда. Пусть она воюет у себя в Германии. Делает революцию. Вы думаете, женщины не могут делать революцию? О, еще как могут!– Жаль, – говорит Вовка. – Хороший дядька был этот Усы. Особенно когда выпьет. Добрый. Он мне часто деньги дарил...– Как? – удивляюсь я.– Просто так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82