я, Вовка, моя мама, Иосиф, Зусман, Жарикова, Фатима и Ахмет. А потом я еще Гизи сказал. Мы с мамой посоветовались и с Вовкой посоветовались и решили, что Гизи сказать можно. Все равно она поедет с нами на дачу к Ване, и Дик поедет на дачу к Ване, это уже дома решили, так почему же Гизи об этом не сказать? Тем более, что с ней можно всюду свободно секретничать, даже в присутствии других людей, в присутствии Ляпкина Маленького например, даже Ляпкина Большого, и они все равно ничего не поймут, потому что с Гизи можно говорить по-немецки! Я и сказал об этом Гизи по-немецки, прямо в присутствии Ляпкина, и он ничего не понял! Теперь нам было очень хорошо, даже прекрасно! Мы постоянно заговаривали о нашем заговоре, когда рядом не было посторонних, а когда были посторонние, мы без конца перемигивались. Это было просто замечательно! Некоторые даже подумали, что мы заболели тиком. Тик – это такая болезнь, когда у человека веко дергается и он постоянно подмигивает, к месту и не к месту. Но у нас никакого тика не было, мы сознательно подмигивали, и всегда подмигивали к месту. Хотя другим это было непонятно. Но такая уж вещь – заговор! Таинственная вещь!Мы, конечно, не только перемигивались – мы и дело делали! То есть не забывали больного Дика: Вовка его лечил, я и Гизи носили ему еду, а Фатима с ним гуляла. Так что мы Дика не забывали, не думайте, пожалуйста: ведь Дик-то и был причиной всего этого заговора, из-за него все и заварилось. А то ведь можно забыть причину, почему ты подмигиваешь, и продолжать подмигивать просто так, из любви к подмигиванию, забыв о том, почему ты, собственно, стал подмигивать... Но мы не такие люди! «Wir sind echte Verschworer!» Понятно? Это вам говорит великий заговорщик! Если вам не понятно, посмотрите в словаре, в немецко-русском, и вам станет понятной эта фраза великого заговорщика! ПЕРВАЯ ПРИМЕРКА Я вошел к Зусману и сразу ему подмигнул. И он мне подмигнул.– Когда же вы едете на дачу? – спросил он. – Я уже устал от всей этой истории!– От какой истории?– От этого заговора!– Почему вы устали? – удивился я.– Потому что у нас дома только и разговоров, что об этом! А Вова превратился в какого-то ветеринара! У нас полно лекарств! Они мне отрез испортили!В комнате действительно пахло лекарствами, как в больнице.– Мы скоро поедем... – сказал я.– Дик, по-моему, уже здоров, – продолжал Зусман. – Я его навещал... Прекрасная собака! И ему будет хорошо на даче...– Он будет там пасти овец, – сказал я.– Овец? Почему он должен пасти овец?– Потому что он овчарка, – сказал я. – Это его старинное доброе занятие!Зусман рассмеялся. Очки дрожали и поблескивали у него на носу. Он долго смеялся...– Ты гуманист! – сказал Зусман отдуваясь. – Ну, давай, гуманист, примеряться...Он набрал в рот булавок из маленькой коробки на столе и подошел ко мне с сантиметром на шее и с жилеткой в руках. Это была моя будущая куртка, еще не законченная: без рукавов и шита белыми нитками.– А вы меня щекотать будете? – спросил я.– Зашем щекотать? – Зусман шепелявил, потому что во рту у него булавки. – Никто не шабираетша щекотать...Он говорит, сжав губы.– Ай!– Шпокойней, шпокойней, молодой шеловек!Зусман надевает на меня исчерченную мелом жилетку. Длинными узловатыми пальцами он залезает мне под мышки, и становится щекотно.– А где рукава?– Пока полушай один! – говорит Зусман и надевает мне на одну руку рукав. Он пришпиливает рукав к плечу.Я вижу себя в зеркало: у меня очень смешной вид в этой жилетке с одним рукавом.– Шикарно! Не коштюм, а мешта! – говорит Зусман, отходя в сторону.Он разглядывает меня, склоняя голову набок, как птица. Он и вправду похож на какую-то птицу. А я похож на чучело без штанов, которым в огороде птиц пугают. Я видел такое чучело в деревне у Вани.– Рукава немного передишты, надо поправить, – бормочет Зусман.– Это будет фрак? – спрашиваю я.– Зашем фрак? Ты уже хошешь фрак?– Я не хочу фрак!– Так и не будет никакого фрака! – весело говорит Зусман. – Зашем нам фрак? Мы же еще не штарики!– А штаны будут?Зусман смеется:– А как же! Нельзя же нам ехать за границу без штанов! Вот залезай-ка в штаны... только осторожно...– А эти штаны не «носи носом»? – говорю я опасливо.– Зашем «носи носом»? Это нормальные штаны! – обижается Зусман. – Разве они похожи на «носи носом»?– Нет!Я залезаю в короткие штаны, держась за шею Зусмана. Кое-где в этих штанах булавки, и они покалывают кожу.– А правда, что если вы костюм не сошьете, то за границу не пустят?– Как – не пустят? Почему?– Я не хотел идти на примерку, потому что щекотно, а мама говорит, что не пустят...– И правильно говорит! – восклицает Зусман. – Обязательно не пустят!– Почему?– Потому что надо быть одетым с иголочки... Стой смирно!Зусман быстро подшивает на мне штаны.– Вот с этой иголочки? – показываю я на иголку в Зусмановых пальцах. Она так и летает по воздуху, а за ней тянется нитка. – А почему не с нитки?– Потому что иголка – это главное! Иголка шьет! Когда костюм попадает к заказчику, он сходит с иголки. И он тогда совершенно новый. Быть одетым с иголочки – значит быть во всем новом! Вот и выходит, что иголка – главное! Иголка – голова, а нитка – тело...Все это Зусман говорит, ползая вокруг меня на коленях. Он разрывает на мне белые швы.– Похудели вы, молодой шеловек! – бормочет он, поблескивая лысиной. – После болезни талия уменьшилась!Он разрывает швы и снова закалывает их булавками.– Вшегда во вшем ешть главное! – говорит он и вынимает изо рта булавки. – В любом деле есть своя иголочка, про которую нельзя забывать. Надо ее беречь, эту иголочку! Потому что она – твой инструмент. Инструмент надо лелеять! И холить! Надо беречь свой главный инструмент, свою иголочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82