Конечно, такие люди — добропорядочные христиане, постоянные посетители церкви, если успевают протрезветь к утренней воскресной службе. Они, конечно, не все такие, даже в Сингапуре, но вам просто не повезло.
— От вас я такого не ожидала услышать, — медленно и удивленно произнесла она.
— Почему? Это ведь правда.
— Я не об этом хотела сказать. Просто я не ожидала, что вы будете говорить как... ну... Впрочем, все это не имеет значения, — рассмеялась она и добавила: — Цвет моей кожи — это еще не самое важное.
— Верно. Продолжайте, продолжайте. Поверните нож в ране. — Николсон погасил сигарету о каблук. Он говорил нарочито грубо и беспощадно. — Все это чертовски важно для вас, но так быть не должно. Сингапур — еще не весь мир. Вы нравитесь нам. А на остальное нам совершенно наплевать.
— А вашему молодому офицеру, мистеру Вэнниеру, на это совсем не наплевать, — пробормотала она.
— Не глупите и попытайтесь быть справедливой. Он увидел ваш шрам и был ошарашен — и с тех пор испытывает стыд, что не сумел скрыть своих чувств. Он просто очень молод, вот и все. А капитан считает вас очень красивой. Он сказал о вашей коже, что она похожа на прозрачный янтарь.
— Он очень-очень милый, и мне он очень нравится. — Затем она добавила непоследовательно: — Вы заставляете его чувствовать себя старым.
— Чепуха, — грубо ответил Николсон, — Его заставляет чувствовать себя старым пуля в груди. — Он покачал головой: — О господи, опять я за свое. Извините, извините, я не хотел вам грубить. Зароем наши топоры в землю, ладно, мисс Драчман?
— Гудрун. — Всего одно слово, в которое она без всякого кокетства вложила и свой ответ, и свое предложение.
— Гудрун? Мне нравится это имя, оно вам идет.
— Но вы не... как это говорится... не ответите взаимностью? — В ее хрипловатом голосе прозвучало озорство. — Я слышала, что капитан зовет вас Джонни. Очень мило, — дипломатично сказала она. — В Дании такими именами называют маленьких мальчиков. Но надеюсь, я привыкну так обращаться и к вам.
— Вне всякого сомнения, — смущенно подтвердил Николсон, — но видите ли...
— Ну конечно! — Она над ним подшучивала, и от этого он чувствовал себя еще более неуютно. — «Джонни» перед членами команды вашего судна? Этого нельзя допустить! Но в таком случае, конечно, я буду называть вас «мистер Николсон», — добавила она с притворной скромностью. — Или, возможно, лучше будет звучать «сэр»?
— О, ради бога... — начал Николсон, но тут же умолк, обнаружив, что смеется вместе с девушкой. — Зовите меня так, как вам нравится. Может быть, я и не такое заслуживаю.
Он поднялся на ноги, подошел к краю ложбины, где у гряды камней стоял на часах мусульманский проповедник, коротко переговорил с ним, потому что тот не знал и десятка английских слов, и спустился по холму туда, где ван Оффен охранял единственную уцелевшую шлюпку. Николсон посидел с ним некоторое время, размышляя, есть ли смысл охранять шлюпку. Наконец опять вернулся в ложбину. Гудрун Драчман все еще не спала и сидела рядом с малышом. Он тихо сел рядом.
— Нет никакой необходимости бодрствовать всю ночь, — заботливо сказал он. — С Питером все будет нормально. Почему бы вам не поспать?
— Скажите мне откровенно, — прошептала она, — есть у нас шанс отсюда выбраться?
— Никакого.
— Честно и довольно откровенно, — признала она. — И как долго мы продержимся?
— До завтрашнего полудня. Это самое большое. С подводной лодки наверняка высадят еще одну группу. Потом вызовут подмогу. Но может статься, что самолеты появятся здесь с первыми лучами солнца.
— Может быть, японцам хватит людей с субмарины и им не потребуется звать помощь. Как долго...
— Мы их здорово пощиплем, — деловито сказал Николсон. — Безусловно, им потребуется помощь, и они ее получат. Вот тогда они доберутся до нас. Если они не уничтожат нас бомбами и снарядами, то могут взять вас, Лену и мисс Плендерлейт в плен. Но надеюсь, что этого не произойдет.
— Я видела их в Кота-Бару... — Она поежилась от воспоминаний. — И я надеюсь, что плена не будет. А маленький Питер?
— Понимаю. Питер... Просто еще одна жертва, — с горечью произнес Николсон. — Кого волнует двухлетний ребенок?
Он все более привязывался к малышу, но вряд ли признался бы в этом кому-либо. И однажды, если бы Кэролайн осталась жива...
— И мы ничего не можем сделать? — прервал его размышления девичий голос.
— Кажется, нет. Нам остается просто ждать, вот и все.
— Но... разве нельзя отправиться к субмарине и что-то предпринять?
— Да, понятно. Нож в зубы. Захватить ее и с победой отправиться домой. Вы читали не те книжки. — Прежде чем она успела что-либо произнести, он протянул руку и поймал ее ладонь. — Дешево, да гнило. Прошу прощения, но они только и ожидают от нас глупости вроде этой.
— А на шлюпке мы можем незаметно уйти?
— Моя дорогая девочка, мы думали об этом. Безнадежно. Далеко не уплывем. Они или их самолеты найдут нас сразу на рассвете. И тогда те, кто не будет убит, просто утонут. Любопытно, об этом и ван Оффен говорил. Но это просто быстрый способ совершить самоубийство, — резко закончил он.
Гудрун обдумала сказанное, потом спросила:
— Но вы считаете возможным отплыть отсюда так, чтобы нас не услышали?
Николсон улыбнулся:
— Вы настойчивая молодая особа! Да, это возможно. Особенно если их что-либо отвлечет в другой части острова. А что?
— Единственный способ выбраться отсюда — это заставить подводников думать, что мы отсюда уплыли. Не могли бы двое-трое из вас увести отсюда шлюпку? Ну хотя бы к одному из тех маленьких островков, которые мы видели вчера. А остальные отвлекут их. — Она говорила быстро и горячо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99