Он заставлял свое вымотанное тело совершать нечеловеческие усилия, движимый страхом и ужасным волнением которые мешали холодному анализу обстановки. Он даже не предполагал, что подобное беспокойство может возникнуть в душе человека. Он нырял уже две или три минуты с того времени, как перевернулась шлюпка. И сейчас он понимал даже своим смятенным сознанием, что малыш не мог прожить в этой кипящей воде дольше — он захлебнулся бы сразу. Остатки здравого смысла говорили ему об этом, но он гнал от себя подобные мысли и снова нырял, нырял, нырял... Нырял в пенящиеся волны прибоя и ощупывал покрытое галькой дно моря. И снова — ничего. И под водой, и на поверхности. Ничего. Только ветер, дождь, темнота и глухой рокот прибоя. И вдруг он услышал тонкий и высокий ясный звук, пронзающий ветер и море.
Справа от него, приблизительно в тридцати метрах от берега, раздался пронзительный испуганный крик ребенка. Николсон резко развернулся и бросился туда, проклиная глубину воды, превращающую его бег в преувеличенно замедленное движение. Опять раздался крик ребенка. Уже не более четырех метров от него. Николсон закричал, услышал в ответ выкрик взрослого человека и внезапно оказался рядом с темнеющей мужской фигурой, такой же высокой, как он сам. Человек держал ребенка над собой на вытянутых руках.
— Как же я рад видеть вас, мистер Николсон! — Голос ван Оффена был очень слаб и еле слышен. — Малыш цел. Пожалуйста, заберите его у меня.
Николсон едва успел подхватить мальчика, как голландец пошатнулся и плашмя рухнул в пенящуюся воду лицом вниз.
Глава 13
Вокруг простирались джунгли, кошмарное влажное пекло. Высоко над головами в небольших просветах среди сплетенных ветвей деревьев и лиан они различали куски серого неба, которое совершенно скрыло от них восход солнца более двух часов назад. Проникавший сквозь верхушки деревьев свет приобретал странно нереальное качество — зловещее, наполненное тревожными предчувствиями. Это качество еще усиливали зеленые стены джунглей, вызывающие клаустрофобию, и испускающее миазмы болото по обе стороны тропинки, по которой они двигались.
Эта тропинка была непригодна даже для джунглей, хотя было видно, что в некоторых местах по обе ее стороны совсем недавно изрядно поработали топоры или мачете. Но путь был довольно сложным. Хорошо протоптанные места вдруг резко обрывались и таинственно исчезали, огибая гигантский ствол дерева, и тропинка ныряла в ожидающее жертву болото. Затем она опять появлялась в нескольких метрах впереди, хорошо заметная и твердая.
Николсон и Вэнниер, по пояс измазанные в отвратительно воняющей болотной жиже, уже наловчились находить внезапно исчезающую тропинку. Они уже знали, что обязательно найдется обход заболоченных участков, и не лезли напролом, а сначала внимательно оглядывали все вокруг. Но поиск таких обходов требовал слишком много времени, и порой они так далеко отходили от тропинки, что возвращались на нее только по чистой случайности. Они продолжали пробираться все дальше и глубже в джунгли, часто останавливаясь, счищая насколько возможно болотную жижу и снимая кошмарных серых пиявок, присасывающихся к ногам. Потом они торопились дальше по извивающейся тропинке мимо громадных стволов деревьев. Они пробирались так быстро, как могли, в этом тусклом, странно освещенном тропическом лесу, стараясь не обращать внимания на непонятные шуршания, шорохи и движения в глубине зарослей, сопровождавшие их продвижение.
Николсон, моряк до мозга костей, редко чувствовал себя уютно на земле, тем более в джунглях. Такого путешествия он по своей воле никогда бы не предпринял и даже не подумал бы о подобном, представься ему хоть какой-либо выбор. Но выбора совершенно никакого не имелось. Этот факт встал перед ними с жестокой очевидностью, едва первые блики рассвета дали возможность осмотреться и оценить окружающую обстановку и их положение. Выводы были сделаны далеко не утешительные.
Они высадились, вероятнее всего, на берегу острова Ява в Зондском проливе, в глубоком заливе, мили две шириной у его горла, на узком берегу, покрытом галькой. Почти к самой кромке воды подступали джунгли, густые, непроницаемые для взгляда. К югу тянулись вдоль берега низкие холмы, также покрытые джунглями. Берега залива были совершенно пустынны: ни животных, ни людей и вообще никаких признаков жизни. Только небольшая кучка потерпевших крушение сгрудилась под пальмами в поисках жалкого убежища. В ста метрах от них на берегу лежали выброшенные морем обломки шлюпки.
Шлюпка находилась в плачевном состоянии. Днище почти на пять метров в длину было проломлено от удара о риф, киль измочален. Словом, восстановить шлюпку не представлялось возможным. Оставался лишь один путь — через джунгли, но они были просто не в состоянии осознать это.
Капитан Файндхорн, несмотря на все свое мужество, был еще так слаб, что вряд ли прошел бы и десяток шагов. Ван Оффен тоже был слаб и мучился от сильной боли, его постоянно рвало. Перед тем как Николсон и Маккиннон сумели освободить его сильно поврежденную ногу от осьминога, который обхватил ее щупальцем, когда ван Оффен выносил на берег ребенка, он чуть было не утонул на мелководье. Это в сочетании с осколочным ранением в бедро, полученным несколько дней назад, и ударом по черепу, нанесенным ему недавно Фарнхолмом, намного понизило сопротивляемость его организма и способность к восстановлению сил. У Уолтерса и Эванса распухли руки от воспалившихся ран. Они тоже страдали от болей. У Маккиннона плохо сгибалась нога, и каждый шаг причинял мучительную боль, но все же, прихрамывая, он мог двигаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99