Зачем я ему нужен?
– В нас действует партийное сознание. Партийный закон, зарплата, судьба, семья, школа, проститутки, церковные иерархи. В партии заложен преступный смысл извращенного развития государства.
На лице Соломона Марковича выказалась низкая потребность мщения, он даже слегка скрипнул зубами, чтобы убедить в своих чувствах бригадира, и продолжил более миролюбиво:
– Когда-нибудь они взорвут сами себя. Не знаю только: радоваться тому или плакать…
– Радоваться! – категорически посоветовал Упоров. – Сегодня надо радоваться и всячески поддерживать их тупиковое направление. Завтра нас с вами в этой стране не будет. Порядок подмены ценностей сохранится в России до конца столетия. Вы доживете до конца столетия?
– Не знаю. Сомневаюсь… Откуда такая точность в прогнозах?
– Я бы не дал этим козлам даже года. Но раз уж они не поскупились и дали мне двадцать пять, пусть живут, простите, догнивают до конца столетия. Что с Морабели?
– Загадка… – Волков все изобразил на лице. – Ему почему-то не хочется с вами расставаться. Полковник может стать основной проблемой лично для вас.
Вадим задумался, не спуская с Соломона Марковича отсутствующего взгляда. Он, конечно, не испытывал благодарности к начальнику отдела по борьбе с бандитизмом за настоящий к себе интерес, но в этом предугадывалась и надежда. Пока что сомнительная, зыбкая, однако все-таки присутствовала.
– Важа Спиридонович уже стал парторгом?
– Еще нет. Предстоит беседа в Главном управлении и ЦК. Говорят, он очень хочет. Ну, просто – очень!
– Кто не хочет стать парторгом?! Ни за что не отвечаешь, за все спрашиваешь.
Упоров с искренней нежностью погладил по голове Соломона Марковича, как цыган – конокрад гладит надежную лошадь:
– Соломончик, друг мой некрещеный, вы – большая умница. Вам бы шпионом работать где-нибудь на Гавайских островах. Надеюсь, инстинкт самосохранения подсказывает – Никанора Евстафьевича не стоит перегружать излишней информацией?
– Он мне подсказывает, – подтвердил догадку бригадира Голос. – У гражданина Дьякова развит индивидуальный творческий эгоизм и, кажется, наш уважаемый…
– Короче! – напрягся Упоров.
– Короче нельзя. Я не знаю, что он успел натворить, но майор Рогожин при его имени неловко морщился.
– Обыкновенная профессиональная зависть? – немного успокоился Упоров. – Они же оба – политруки.
– Уж поверьте моему чутью – дурак не умеет прятать настоящие чувства. Они настоящие.
– Старая калоша! Наверняка хочет откинуться хорошо упакованным.
– Кто не хочет иметь надежные виды на будущее? – пожал плечами Соломон Маркович. – Человек бессилен перед искушением. В нем нет того духа, способного преодолеть…
– Обходитесь без обобщений, профессор. – Глаза бригадира потеряли тепло. – Он кроит в самый неподходящий момент! Хотя бы из вежливости мог пригласить нас в долю…
– Это поступки из будущей эпохи зрелого социализма, когда в доле будут все. Вы в ней жить не собираетесь, поэтому давайте спать.
– Согласен, – зевнул бригадир, но, вспомнив о чем-то важном, предупредил Волкова. – Соломон Маркович, меня страховать не надо. Управлюсь.
– Как скажете, Вадим Сергеевич. Я бы не рискнул в одиночку – к этим людоедам. Впрочем, каждый имеет право на свой собственный способ существования. Рискует за свой счет…
Последние слова Упоров не расслышал. Он спал.
В рабочую зону они шли рядом. Отец Кирилл говорил, а бригадир слушал его вполуха, находясь во власти собственных мыслей.
– …То были союзы, созданные самим Господом, и подвиги любви, Им освещенные. Но как часто в наше лихое время страсть и легкомыслие берут верх над трезвым благоразумием. Таким союзам уготована жизнь ночного мотылька над горящей свечой: сгорают, осыпая души супругов пеплом разочарования. В вашем союзе вы – взрослый, трезвый муж. Муки, пережитые вами в каторжном обществе, не могут служить оправданием будущей ошибки. Отрекитесь от плотского эгоизма и вместо земной, по-человечески понимаемой выгоды, примите Совет Божий, ниспосланный вашим сердцем…
– Она ждет меня седьмой год.
Монах наклоняется, поднимает с влажной земли насаженную на березовую ручку совковую лопату, не торопясь осматривает инструменты, только после этого спрашивает:
– Когда назначено венчание и где такое возможно/
– В клубе. Сегодня. Во время репетиции.
– Мудрено придумали. Ну да сочту за честь благословить ваш союз.
– Я знал, что вы нам не откажете.
С тем бригадир уходит, польщенный его смирением Тихомиров кланяется ему уже в спину.
…Бригадир идет по косогору отвала туда, где зэки начали строить теплушку для нового полигона. Зона тянулась все дальше и дальше к ручью Надежды, что журчал у подножия гольца с названием Лисий хвост.
Там, по словам геологов, «золота хоть лопатой греби».
Ему плевать на то богатство. Оно администрацию волнует: ордена, звания, слава. И это тоже козырь в твоей игре, если каторжный срок перешагнет предел ожиданий…
Вадим шел, не разбирая дороги, через низкий кустарник, цепляющийся крючьями веточек за кирзовые сапоги. Куски черной грязи отскакивали в разные стороны, оставляя за ним грязно – зеленый след.
Его отвлек запах свежеспиленного леса, а уже потом – голоса. Шестеро зэков, стоя перед невозмутимым Ольховским, размахивали руками и произносили бранные слова. За их спинами лежали ошкуренные штыковыми лопатами бревна. Охранник, в расстегнутой до пупа гимнастерке, сидел на лесенке в обнимку с автоматом, лениво наблюдая за перебранкой.
– Сказано двойной, так оно и будет, – говорил, не обращая внимания на угрозы, Ян Салич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150