И когда сосут и когда движутся — не переставая поют...»
...Рассматривая в полутьме подвала в лицейской лаборатории пробирки с красноватой жидкостью, Фабр думает о пении цикад и кузнечиков, выражающем, как он подозревает, радость жизни под ясным небом и жарким солнцем. Пора бы уже и ему если не затянуть беззаботно веселую песенку, то, во всяком случае, иметь возможность спокойно трудиться в той области, которая его влечет.
Именно потому помощник преподавателя химии упорно учится извлекать химически чистый, если так можно говорить, цвет из растений — красителей. Фабр занимается теми, которые дают красную краску. Их здесь немного: гармала, бирючина, гранат, мальва, подмаренник, наконец, марена, или, как ее еще называют, руян, а по-латыни рубия тинктория, многолетник из семейства мареновых.
Фабр помнит о марене еще с Эколь Нормаль. Видимо, школьный химик тоже возлагал на нее большие надежды. Сколько раз потом, навещая отца на ферме Ро-берти, видел Жан-Анри на плантациях медленно продвигающиеся вдоль желто-зеленых рядков зонтичных растений пестрые шеренги рабочих и батрачек: они пропалывали или окучивали посевы. В сезон копки он встречал на дорогах чудовищные телеги с высокими бортами. Запряженные шестью парами мулов, они гро-
хотали по булыжнику, высекая искры железом оковки и лязгая цепями, которые использовались как постромки.
Размолотые и измельченные в порошок корни — порошок называют «гаранс» — идут для окраски и шелка, и ситца, и других тканей. Горы его расходуются каждый год на материю, из которой шьют шаровары для французской пехоты.
В свое время Наполеон — выходец из Аяччо — учредил за изобретение лучшего способа производства тканей премию в миллион франков. При нем же была вновь открыта на знаменитом предприятии Гобеленов школа окраски тканей. Почему бы теперь недавнему преподавателю из Аяччо не усовершенствовать получение красителя? Тем более что Фабр, едва только начав исследования, быстро обнаружил, что фабричная. краска представляет грубую смесь всякой всячины: жуликоватые дельцы подмешивали в нее кто толченый кирпич, кто красную пыльцу растений, кто просто не поймешь какую дрянь. Фабр вызвал настоящий переполох, напечатав в 1859 году заметку об анализах га-ранса и подсыпаемых в него чужеродных веществ. С тех пор Фабр значительно усовершенствовал получение красящего начала — промышленники называют его краппом, а химики определяют как глюкозид ализарин с пигментами пурпурином и рубиадином. Правда, в корнях марены всего от трех до четырех процентов красящего вещества, но можно поставить добычу краппа на научную основу, можно освободить от ненужных человеку примесей то, что природа производит для себя.
Марена кормит добрую треть Прованса, и, если упростить и удешевить получение краски, работа десятков тысяч крестьян и мастеровых сразу станет производительнее.
Персу Альтену, завезшему марену в Прованс и начавшему ее здесь выращивать, воздвигнут памятник. Нет сомнений, что человека, который усовершенствует способ извлечения красящего начала, ждет богатство.
Это и был вывод, сделанный из разговора с инспектором-крокодилом после урока черчения.Марена даст ему независимость, он сможет полностью посвятить себя любимым насекомым, любимой науке!
Почему не мечтать о таких заманчивых вещах химику, квартирующему на улице Тейнтюрье—Красильщиков? И он уже добился успехов. Деловые люди смотрели образцы краски, хвалили, прикидывали возможности использования. Правда, сам он еще не вполне доволен. Вот и приходится вновь и вновь с упорством античного раба, который копит гроши на свой выкуп, повторять анализы, промывать массу в поташе, отцеживать, менять фильтры...
а Увлекшись, он не услышал скрипа двери. Только громко произнесенное приветствие заставило его оглянуться. Если бы руки не были так густо выкрашены мареной, он стал бы протирать глаза. Как этот человек оказался здесь? И один! ;
Гостю следовало предложить стул, но стулья колченогие, изодранные. Пришлось вести разговор стоя. Вошедший, сняв цилиндр, расхаживал по лаборатории, а Фабр то утирал фартуком красные руки, то помешивал деревянным веслом бурлящее крошево, от которого поднимался пар с приятным слабым запахом. ,.;-Если, описывая встречу с каким-нибудь перепончатокрылым или жуком на Пустой дороге, Фабр часто не называет год, ограничиваясь упоминанием сезона, то здесь, в случае с неожиданным посетителем, имеет значение именно год.
Год— 1867-й. Человек, спустившийся в подвал Сен-Марциала, в лабораторию,—не кто-нибудь из администрации лицея или муниципалитета, а Виктор Дюрюи, министр просвещения.
О том, что привело Дюрюи в темный подвал, где Фабр трудился над мареновыми отжимами, следует сказать подробнее. Надо хотя бы коротко объяснить и то, как случилось, что нелюдимый Фабр знал в лицо министра, занимавшего видное положение в Париже и, как говорили, приближенного к самому Луи-Наполеону.
Сын мастера-ткача, высокообразованный историк, человек прогрессивных взглядов, Дюрюи попытался перестроить школу так, чтобы она выпускала глубоко образованных людей, он восстановил преподавание философии, ввел курс новой истории. Еще недавно этот курс обрывался на событиях 1815 года, и последние полстолетия как бы начисто вычеркивались из сознания
учащихся.Новый министр требовал от школы «сделать науку доступной для детей, устраняя все слишком абстрактное и непрестанно связывая изучаемые факты с явлениями, которые дети наблюдают в реальной жизни. Внимание учеников надо непрестанно направлять на реальность жизни, побуждать их разбираться в явлениях, которые происходят в той среде, где они находятся,— словом, развивать их наблюдения и суждения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95