Гита накупила себе платьев, шляпок, туфель, чулок и даже чернобурку, вещь, совершенно излишнюю летом. Мать дала ей довольно крупную сумму, и часть этих денег мы употребили на мои пбкупки. Разумеется, не был забыт и маленький Анатол, его приданое заняло целый чемодан.
— Как я увезу все это! — сокрушалась Гита.
— Мы с Борисом встретим тебя в Париже.
— А если я не успею известить о своем приезде?
— Мы будем встречать все поезда, дорогая. А здесь ты возьмешь такси и носильщиков. Только не утруждай себя, пожалуйста!
Свои покупки мы оставили у Гиты на даче. Дача находилась в стороне от курортной сутолоки, на берегу реки Лиелупе, и там нас никто не тревожил. Мы облачились в наши дорожные костюмы и долго разглядывали себя в зеркало. На мне были бриджи защитного цвета, серые гетры и желтые ботинки. Поверх серой вельветовой куртки я надел широкий плащ с погонами. Увидев меня в таком наряде, Гита воскликнула:
— Какой ты серьезный и важный! Ты похож на немецкого студента, приехавшего подкормиться в Латвию.
— Тогда все в порядке. В таком виде я могу выйти прогуляться даже в Берлине.
— А мне почему ты запретил выходить из вагона в Германии?
— Потому что ты не похожа на немецкую студентку. На тебя сразу обратят внимание.
Мы стояли рядом. Я взял ее руку в свою, мы смотрелись в зеркало и смеялись.
— Чем плоха парочка? — говорила Гита.— Только что ты наденешь на голову?
— Свой старый берет.
— Он сильно помят.
— Не беда. Говорят, англичане нарочно мнут пиджаки, чтобы люди думали, будто у них свой автомобиль.
— О тебе люди будут думать, что ты ходишь на голове.
— Пусть думают, мне-то что. А ты что наденешь на голову?
Гита примерила одну из своих новых шляпок. Она была вся в цветах, с вуалеткой и очень ей шла.
— Обязательно надень ее, когда приедешь в Париж. В толчее будет легче тебя заметить.
Мы принялись укладывать чемоданы. Я ехал налегке. Все самое необходимое поместилось в рюкзаке, остальное взяла с собой Гита. У нее набралось четыре огромных туго набитых чемодана.
— Как я управлюсь со всем этим добром? — опять забеспокоилась она.
— Сдай в багаж,— посоветовал я.— Оставь себе один чемодан, сложи в него все самое нужное.
— Правильно, и в нем же спрячу деньги,— сказала Гита.
— Какие деньги?
— Видишь ли... Отец моей знакомой подвизается на черной бирже. Я купила у него доллары.
— А вдруг найдут? Валюту запрещено вывозить.
— Я спрячу так, что никто не найдет,— сказала Гита.
— А как же залог, который ты внесла за меня?
— Забудь о нем. Мы потеряем деньги, зато обретем свободу. Разве это не чудесно?
— Чудесна ты, дорогая,— сказал я, обнимая ее.— Чем я только смогу отплатить тебе за все?
— Не нужно об этом. В любви не должно быть никаких расчетов. Иначе она перестанет быть любовью. Иначе она станет обманом или, в лучшем случае, трезвым, заранее продуманным поступком. А ведь в наших отношениях нет ничего такого, правда? — говорила Гита, пытливо глядя на меня своими ясными глазами.
— Конечно, нет и никогда не будет,— сказал я и тут же добавил шутливо: — А что на этот счет думает маленький Анатол?
Гита ответила:
— Маленький Анатол того же мнения. Он говорит, что у него очень хороший, очень умный папа.
— Скажи ему, что я всегда таким буду.
— Он благодарит тебя. Спасибо, Анатол...
Всю неделю мы провели вдвоем на даче. Мать Гиты обещала до субботы не тревожить нас. На пляж не ходили, чтобы не привлекать к себе внимания, купались в реке. Стояли солнечные дни, вода была теплая. Однажды мы нашли в траве кем-то забытую удочку. Я наловил кузнечиков, накопал червяков и сел удить рыбу. Сначала мне не везло, и Гита потешалась надо мною:
— Анатол, отгадай загадку! На одном конце червячок, на другом дурачок.
— Посмотришь, что будет вечером,— многообещающе говорил я.
К вечеру у меня был неплохой улов: окунь и две плотвички. Правда, рыбы были небольшие, но красивые, они так и сверкали на солнце.
— Беру обратно свои слова,— заявила Гита. — Но знаешь, Анатол, я ничего не смыслю в хозяйстве!
— Предоставь это мне. Зажарить рыбу и сварить картошку — для меня пара пустяков.
От жаркого солнца и долгих купаний у Гиты разболелась голова. Пока она отдыхала, я приготовил ужин, накрыл на стол, наломал в саду жасмина, потом пошел за Гитой.
— Шеф-повар вашего величества осмеливается доложить, что ужин подан.
— Велите выкатить из погребов бочонки с вином,— сказала она.
— Бочонки уже в столовой, ваше величество. Какое вино изволите пить сегодня?
— «Жемчуг Гауи».
— Вина этой марки у нас десять бочонков. Как полагает ваше величество, будет достаточно?
— Думаю, да. Гости уже собрались?
В этот момент в калитку кто-то постучал. Я пошел открывать. Это был Борис Эндруп в своем выходном костюме, радостный и оживленный.
— Ты пришел вовремя,— сказал я.— У нас начинается пир.
Борис растерялся.
— Вы справляете свадьбу?
— Свадьбу мы давно справили.
— Без меня?
— В зале не было ни одного свободного местечка,— вставила Гита.
Борис посмотрел на нас в недоумении.
— Где же вы справляли свою свадьбу?
— В долине Гауи,— отвечала Гита.
— И там-то не хватило места?! Туда можно было миллион людей пригласить.
— У нас их было еще больше,— сказала Гита.— Все обитатели долины Гауи, все кузнечики и лягушки. Для друзей не осталось места.
— Я вам этого никогда не прощу,— наигранно-сердито сказал Борис.
— Зато сегодня стол накрыт для тебя. Прошу! Мы вошли в столовую. На столе благоухал ужин.
— Вот сюда, пожалуйста! — сказал я.— Еще сегодня эти рыбки резвились в омутах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153