Нет, Волга, кажется, не смирилась и неизвестно когда смирится с предписанными для нее здесь границами разлива. Как она хлесталась после перекрытия! Сначала со стоном и ревом покатила свои воды назад, будто отступила, чтоб с новой силой ударить и снести преграду на своем пути. Не .получилось! Затем метнулась в обход скобы по отлогому восточному берегу. Не удалось! Помешало пятикилометровое крыло намывной плотины под каменной кольчугой. Тогда в гневе захлестнула луга, повернула вспять течение малых и больших притоков, подмяла под себя и превратила в свое дно бывшие улицы, переулки старинного торгового города на , Волге.
Заполнились водой овраги, отступили от старого русла в голую степь десятки деревень, оставив под волнами.неугомонной матушки-реки и плодородные пашни, и сено-
косные угодья в низинах, а она все не может успокоиться. За эти пятнадцать с лишним лет размахнулась шире некуда, однако продолжает теснить берега. Кажется, до Уральских гор намеревается подмять под себя степь, дай только волю. Ненасытная и норовистая, не любит упряжки, вот и мечется, безумная, принося людям вместо добра постоянную тревогу.
Федор Федорович своими глазами видел, как она прошлый год отмахнула целый клин пашни Сусканского совхоза. Это в двадцати километрах выше Крутояра. А нынче там же в самый разгар лета расходилась так, что волны захлестнули не один гектар прибрежной земли вместе с созревающей пшеницей. И здесь бьется в подмытую ее волнами кручу, будто угрожает подрезать на созреве и город, и завод, и весь Крутояр. Вот ведь как бывает: сти-
хия в слепом разгуле и к добру беспощадна. Федор Федорович ощутил под ногами толчки. На этот раз ему даже показалось, земля пошла вместе с ним в море. По "военной привычке он визирным взглядом через два предмета зафиксировал свое Положение: все в порядке, смещения не наблюдается. Однако дальний по визиру предмет оказался живым существом, неожиданно рванулся в сторону и рассыпался на несколько точек. Сию же секунду послышался гул — у-ух! Обвалился самый мыс кручи.
— Ротозеи, бесшабашные!..— крикнула Ирина сдавленным от возмущения голосом.
— Кого это ты так костишь?
— Ребят, из девятой... Они, наверно, заметили кого-то на воде, вот и забрались на самый мыс...
«Не хватало еще утопленников»,—про себя отметил Федор Федорович.
— В парке он должен быть,— продолжала Ирина.— Еще вчера вечером его там люди видели.
— Чья это мелкая душа такую смуту наводит?
— Федор Федорович, не мелкая, разве можно так? Он в партию вступал с вашей рекомендацией...
— Постой, постой, Ирина... Поясни толком, что произошло?
— Сейчас, вон ребята идут...
Подошли четверо из девятой комнаты, затем двое из восьмой. Федор Федорович знал их в лицо. Разные по складу характера ребята, со своими плюсами и минусами,
почти все еще не могут отрешиться от мальчишеских выходок — и свистят у подъездов, и окна у них ночью вместо дверей,— но сейчас все задумчивы, будто именно в этот момент каждый повзрослел лет на десять.
— Слушаю вас...
И тут неожиданная весть потрясла его: Василий Ярцев исключен из партии. Случилось это вчера вечером на парткоме строительного управления.
За что? И почему строительного управления? Парень уже полгода числится в штате испытательного цеха завода. Партбилет он не успел получить в связи с отъездом на стажировку в Турин, но партвзносы ежемесячно переводил по почте. Может, это в вину поставили? Но ребята ничего не могли объяснить. Сбивчиво рассказывали, что пришел Василий после заседания парткома в общежитие, как приговоренный, сказал, что его исключили из партии, и, хлопнув дверью, выскочил из комнаты. Всю ночь его не было, утром на работу не вышел...
Выслушав их пояснения, Федор Федорович напомнил:
— Хлюпикам не место в партии.
Парни обступили его тесным кольцом, посыпались упреки:
— Зря вы так о нем, Федор Федорович...
— Несправедливость выводит честных людей из равновесия...
— Василий Ярцев не умеет защищаться, он скорее возьмет чужую вину на себя, лишь бы не подумали, что он боИтся ответственности...
Однако Федор Федорович не отступил перед такиыи доводами, внешне оставался непреклонным, даже упрекнул друзей Ярцева за ненужный переполох — глупость глупостью не исправляют,— а про себя порадовался: молодцы, не отвернулись от товарища в беде, значит, он тоже верный человек, и нет ошибки в том, что дал ему рекомендацию в партию. Ярцев парень рисковый, и это могло толкнуть его на отчаянный шаг. Не мыслит он своей жизни вне рядов партии. За него надо бороться в любом случае. Хорошо, друзья, вы ждали от меня разумной помощи. Она будет. Верю, если он еще не потерял себя, вы поможете ему справиться с растерянностью, а я помогу ему и вам разобраться в его деле так, как позволяет мне житейский опыт.
В глазах секретаря горкома появилась грустинка. Она утяжелила его взгляд после того, как Федор Федорович сказал:
— Парень мечется, и если мы не разберемся в его деле, надломится он, потеряет веру...
— Не дадим, разберемся,— ответил секретарь горкома, и на лице его появилась строгая сосредоточенность. Крутой карниз бровей опускался ниже, синева глаз, напоминая отсвет свежей поковки, потемнела. Видать, горячим был у него минувший день.
Ощутив пронизывающую колкость этого взгляда на себе, Федор Федорович встал: «Пора уходить, пусть секретарь горкома побудет наедине со своими думами; по всему видно, неприятно было ему выслушивать коменданта общежития о переживании какого-то не очень уравновешенного парня, когда мысли заняты сложностями другого масштаба:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65