И вот я получаю от профессора то, чего напрасно ждала от его
ученика. Глядя на жизнь философски, я познала и чистую любовь, и
физическое наслаждение, но черпала я свое счастье из двух разных
источников. И что в этом особенного, если смотреть на вещи философски?
- Разумеется, ничего особенного, - спешу ее успокоить.
- А потом - вечная история. Богатый муж, но неважный любовник;
хороший любовник, но гол как сокол, этого приходилось не только согревать,
но и одевать. Одни сулят тебе роскошные виллы и отпугивают скучными
разговорами. А более интересные типы живут на грязных чердаках. В жизни
всегда так: она предлагает тебе плод, он и зрелый и вкусный, однако
немного подгнивший. Имеет ли смысл выбрасывать его и сидеть с пересохшим
ртом? Не лучше ли удалить гнилое место, а остальное съесть?
Слова "пересохший рот" звучат как намек - бокал Дороти пуст, и я
спешу плеснуть ей белого рейнского вина.
- Вот и получается: воспользуешься той малостью, которую тебе
предлагает жизнь, а какой-то тип вроде Сеймура винит тебя во всех смертных
грехах, - продолжает философствовать дама в розовом.
- Вы смотрите на вещи вполне реально.
- Я рада, что вы разделяете мои взгляды, - отвечает Дороти,
истолковав мои слова исключительно в свою пользу. - Мы с вами не станем
много мнить о себе и не будем требовать для себя особого меню. Пока такой
человек, как Сеймур...
Она останавливается на полуслове, потому что кельнер приносит кофе и
коньяк в очень маленьких рюмочках - только для вкуса.
- Говорят, будто очень горячий кофе быстро старит... - замечает дама
в розовом, посматривая на чашку, от которой поднимается пар.
- Все приятное понемногу старит. Но, надеюсь, вас это еще не должно
тревожить.
- Тревожит, и еще как, - задумчиво отвечает Дороти и протягивает
красивую белую руку к фарфоровой чашке. - Будь что будет! Кофе или пьют
горячим, или вообще не пьют.
Дороти отпивает несколько небольших глотков и снова возвращается к
прерванной теме:
- Сеймур может воображать себя важным сеньором и пренебрегать
крохами, потому что он ни в чем не нуждается. Но кто ему дал право судить
других? Как видите, Майкл, я сама ничего не скрываю, что касается моей
личной жизни, я перед вами как на духу, искренность - моя ахиллесова пята,
но терпеть не могу, когда другие роются в моем белье, чтобы потом плести
всякие небылицы. Можно подумать, что я только тем и занимаюсь, что
перемываю косточки Уильяму и его мужественной секретарше.
- Он просто ревнует вас, - снова вставляю я.
- Не верю. Он давно перестал меня ревновать.
- Давно?
- Ну да. В сущности, Сеймур и есть тот бывший студент-болтун... моя
первая любовь...

Идея поехать в порт принадлежит Дороти, потому что такого рода идеи
всегда выдвигает она.
Происходит это по окончании послеобеденного заседания, когда
незаметно для себя я снова оказался в знакомой компании. Хиггинс и Берри
почти в один голос протестуют: порт, особенно при таком ужасном ветре, их
абсолютно не привлекает. Сеймур, по своему обыкновению, лишь пожимает
плечами, а Грейс, как всегда, не говорит ни да ни нет.
Тем не менее через каких-нибудь полчаса мы вчетвером уже глазеем на
порт или на то, что мы объявили портом, потому что в этом городе порт
можно видеть всюду; и очень часто, сворачивая с одной улицы на другую,
обнаруживаешь, что у тебя перед глазами вместо трамвая движется пароход.
Погода не так уж плоха - не солнечно и не пасмурно, так, серединка на
половинку. Сквозь серые влажные тучи время от времени проглядывают
солнечные лучи, и в такие мгновения окружающий пейзаж напоминает человека,
который нарочно хмурится, чтобы подавить улыбку.
При виде того, как разгружают и нагружают пароходы, Дороти приходит
новая идея: совершить на моторке морскую прогулку. Сеймур, верный своей
привычке не спорить с женщиной по пустякам, не возражает. Грейс
воздерживается от каких-либо суждений, я тоже.
Моторные лодки аккуратно, одна к одной, выстроились в небольшом
рукаве, словно сардины в банке. На набережной ни души - мы единственные
любители прогулок в такую погоду. Под предводительством Дороти мы
направляемся к изящной "Ведетт". Отделанная красным деревом, она своей
кормой и сиденьями напоминает роскошный "плимут" Сеймура.
- Не слишком увлекайтесь скоростью, - предупреждает владелец, увидев,
что за руль садится женщина, точнее, дама в розовом. - Мотор очень мощный,
и при таком волнении...
- Не беспокойтесь, ничего с вашей жемчужиной не случится, -
успокаивает его Дороти.
- Моя лодка застрахована, - отвечает человек и с достоинством плюет в
воду. - Я беспокоюсь о вас...
- Дама тоже застрахована, - поясняет Сеймур. - Вы же застрахованы,
Дороти, не так ли?
- Застрахована от чего? - оборачивается женщина.
- От роковых ошибок, разумеется.
- Вам не кажется, Уильям, что в последнее время вы слишком часто и не
всегда удачно шутите? - вполголоса замечает дама в розовом.
Она заводит мотор, плавно трогается с места, умело выруливает на
шпалеры сардин и устремляется к выходу из гавани. Рев мотора переходит в
ровное глухое гудение. Дороти сильно нажимает на газ, и наша "Ведетт" с
нарастающей скоростью проносится мимо громадных черных туловищ торговых
пароходов.
Мы втроем устроились на широком мягком сиденье позади рулевого. Я и
Сеймур - по бокам, Грейс - посередине. Дама в черном застыла в такой
деловой позе, словно находится не на прогулке, а в зале симпозиума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93