Среди них были кремовато-розоватые, желтые,
золотистые, даже красные; другие, с голубоватым оттенком, имели
почти металлический блеск; больше всего было розовых, они
считались самыми красивыми и самыми редкими. Позавчера
знаменитый Бен Задриф, лучший в Адене эксперт по жемчугу,
тщательно осмотрев и взвесив каждую жемчужину -- а стоимость
морского жемчуга определяется умножением квадрата веса
жемчужины на стоимость одного карата,-- заявил Ромуальду, что
такая необычная партия может быть легко оценена в 80 миллионов
долларов, то есть, почти в 40 миллиардов старых франков. Есть
от чего голове пойти кругом. Естественно, крупный эксперт
выказал вполне законное любопытство по поводу происхождения
столь сказочных жемчужин. Не называя точно места, Ромуальд
пробормотал, мол, "где-то в Индийском океане". Еще в
Джифаргатарв ему как-то пришло в голову, что Джипанда, должно
быть, доставал жемчужины с борта затонувшего корабля,
какого-нибудь галиона или корабля финикийцев, потерпевшего
кораблекрушение в давние времена. Ни индус, ни Рик не пожелали
его в этом разубедить. Правда Джипанда утверждал, положа руку
на сердце, что он находит жемчужины в раковинах.
Но главное -- жемчуг здесь, у него. Ромуальд закрыл сумку
и снова задвинул ее под кровать. Он не был очень-то спокоен.
Обладая таким сокровищем, он не осмеливался покидать комнату.
Теперь, чтобы выйти вечером на набережную подышать свежим
воздухом, ему приходилось брать сумку с собой. Но не невечно же
он застрял в этом Адене. Прогуливаясь как кассир с сумкой
подмышкой, он, в конце концов, привлечет к себе внимание, а
Аден просто кишит авантюристами, какими-то типами с
физиономиями преступников, рядом с которыми прохвосты из
Кьефрана выглядели ангелочками с картон Буше. По этой же
причине, он не осмеливался положить сумку с жемчугом в сейф
отеля. В наши дни сейфы вскрывают с ошеломляющей легкостью.
Скорей бы пришло то время, когда, чтобы припрятывать денежки,
найдут способ понадежнее.
Ромуальду не терпелось сесть на самолет, улетающий во
Францию, но как это ни покажется смешным, имея при себе двести
редчайших жемчужин, у него не было ни одного франка наличными,
чтобы купить билет на самолет -- и оплатить счет за гостиницу!
Представитель рода Мюзарденов даже прозябая в Аравии не мог
опуститься до того, чтобы мыть посуду в ресторане, чтобы
расплатиться с долгами. С таким сокровищем в руках не могло
быть и речи о том, чтобы возвращаться обратно во Францию так
же, как он прибыл сюда -- морем поскольку люди на торговом
флоте -- таково мнение Ромуальда Мюзардена и только него одного
-- не всегда бескорыстны, особенно помощники кочегаров и
кухонные рабочие, народ случайный, использующий судно главным
образом для того, чтобы попасть с одного континента на другой,
не затратив ни гроша.
Глядя на изумительные жемчужины, Ромуальд вспомнил своего
отца и нажитое им в Америке состояние, улетучившееся как дым в
тот черный четверг 1929 года. Он-то не станет влезать ни в
какое дело. Он положит свое богатство в кубышку, Добрая часть
денег, которую он выручит от продажи жемчуга, пойдет на ремонт
Фальгонкуля и его обустройство всем не зависть, далее, на
финансирование его предвыборной компании, поскольку он ведь
надеялся скинуть социалиста-радикала и стать самым влиятельным
и уважаемым лицом в округе.
Сидя не кровати с сумкой на коленях, он предавался этим
весьма прозаическим мечтам, как вдруг в дверь его номера чуть
слышно постучали. Он вздрогнул:
-- Войдите!
Это был Пьянити, невысокого роста тип в костюме из белой
альпаги, с улыбающимся, морщинистым лицом и толстыми красными
вздернутыми губами, похожий на обезьяну, весьма странный, себе
на уме и очень решительный -- тут же хлопает вас по плечу -- с
которым он вчера вечером пропустил стаканчик в баре. В пылу
разговора Ромуальд по собственной глупости пообещал
словоохотливому собеседнику сыграть с ним партию в покер.
Ничего особо неприятного ему это, как будто, не сулило. Пьянити
прошел до середины комнаты и, вытирая потную шею, выжидательно
посмотрел на него:
-- Ну что, друг, мы все ждем. Это в моем номере, наверху,
прямо над вами. Я велел подать холодной лососины, шампанского,
прохладительных напитков со льдом, здешних даров моря. Не
беспокойтесь, еды там хватит на неделю.
Этот самый Пьянити был француз, но его сильный акцент и
деланная улыбка сразу стали раздражать Ромуальда. Кем он был на
самом деле, этот тип? Он что-то ему такое говорил про импорт --
экспорт. Ах да, покер. Ромуальд умел в него играть. Посещая
дешевые заведения, чему немало способствовала его
пролетаризация -- в дни, когда он томился, не зная, чем себя
занять, а такое часто выпадало на его долю холостяка --
одиночество или безделье приводили его в кабачки в районе
Бастилии, где он садился сыграть партию в покер, часто выходя
проигравшим из этих жарких схваток.
-- Мы вас ждем, мсье Мюзердвн.
-- Вот как?
-- Партия в покер, лтуг. Вы обещали.
-- Я обещал?
-- Да-а,-- уверенно заявил Пьянити, перестав улыбаться. Он
коснулся рукой бокового кармана куртки, который сильно
оттопыривался, причем, явно не от пачки сигарет.
"Ну, что ж, придется идти, сказал себе Ромуадьл. Этот тип
пристает ко мне со вчерашнего вечера. Если я откажусь, он
вообше не отвяжется".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43