Зато доподлинно известно, что провизжал на все поле боя взволнованный кричапильник:– Вспышка слева! Внимание, газы!Морунген не на шутку заволновался, вглядываясь в зеленый туман, который медленно оседал на траву:– Это что, газовая атака? Какое варварство! Химическое оружие запрещено Женевской конвенцией! А потом во всем обвинят немцев… Ганс, доставай противогазы!Хруммса довольно улыбнулся и кивнул в сторону пролетающей мимо Свахереи:– О, не переживайте так, герр майор. Здесь все знают, что на такое безобразие только она и способна. («О! – восхитился Морунген. – Еще одна необычная фрау!») Ее даже многотонные ящеры сторонятся. К тому же у нее имеется специальное разрешение. – Хруммса немного помолчал. – Она его вытребовала на последнем съезде властителей Вольхолла в обмен на проведение ежегодных летных курсов в Шеттской академии воздушного искусства и непринужденной акробатики.Силясь уловить смысл сказанного переводчиком, Дитрих вспотел и стал нервно промокать платком лицо и шею:– Ну и страна! Здесь всегда найдется кто-то, для кого закон не писан. Попробовал бы я вытребовать в Германии подобные льготы за то, что испытываю секретную технику.Хруммса не удержался:– Ну так это у вас. С вашим Гитлером только законы писать.Морунген возмутился:– О фюрере попрошу выражаться с глубоким уважением. И выражения выбирать осторожно.Маленький полиглот с некоторым сожалением поглядел на взъерошенного майора и примирительно пробормотал:– Молчу, молчу… Не волнуйтесь только. – Но уже спустя пару минут, заглядевшись на разгром, который учинила бесшабашная Свахерея в стане противника, принялся тихо напевать: – Пусть всегда будет фюрер, пусть всегда будет Мюллер…Морунген в ужасе уставился на Хруммсу в твердой уверенности, что переводчик свихнулся, не выдержав тягот военного времени. Фиолетовый карлик, уловив этот дикий испуганный взгляд, заявил:– Ну что вы дуетесь на меня как мышь на крупу? Я не ветеран Третьего рейха – имею право на собственное мнение. Лучше стрельните разок-другой по врагам, чтобы потом не сожалеть об упущенных возможностях. Это ваш последний шанс – они вот-вот пятками засверкают.Дитрих окончательно вышел из себя:– Здесь командую я! И мне решать, есть у нас шанс или нет!– Хорошо, – покладисто улыбнулся Хруммса, словно не замечая гнева своего собеседника. – Но тогда, герр майор, договоримся сразу: когда нас захватят в плен, я ни при чем. Я вообще тут проездом, добираюсь автостопом к маме в Саратов. А то всякий раз, когда мы на кого-нибудь напарываемся, сторонние наблюдатели видят во мне главную фигуру.Морунген понял, что ничего не понял:– Какой еще Саратов?Полиглот проявил чудеса сообразительности:– А, понимаю, понимаю: конечная станция – хутор Белохатки. Танк следует в один конец.Дитрих укорил разошедшегося карлика:– Мы же договаривались: пока не отыщем Белохатки, ни о какой маме и речи быть не может!Тот похлопал огромными глазищами: что возьмешь с дубоголового тевтонца, решившего во что бы то ни стало исполнить свой патриотический долг.– Это я к слову, – нечеловечески кротким голосом пояснил он. – Игра слов – не более. Просто мне совершенно не улыбается отвечать за тот произвол, который вы тут в конце концов учините. Или который учинят над вами… это уж как фишка ляжет. К тому же никогда не мечтал, чтобы на далекой родине меня посмертно зачислили в фашисты.Майор осуждающе покачал головой:– Знакомая позиция. Как это у вас говорят? Моя хата с краю, ничего не знаю?Хруммса огрызнулся:– Вовсе нет. У нас говорят: «Сколько немца ни корми, а он все под Смоленск лезет».Злополучный Смоленск вызвал у обозленного Дитриха самые неожиданные ассоциации. Несчастный полиглот, сам того не подозревая, затронул одну из тончайших струнок майоровой души. О Смоленске фон Морунген вспоминал совсем недавно – и думы эти были несладкими.– Сколько можно говорить, что Смоленск мне не нужен? – взвыл он. И тут же усомнился в правильности выбранной формулировки. Успела мелькнуть мысль, что в идеологическом отделе за такую формулировку по голове наверняка не погладят. – Точнее, нужен, но не сейчас. А сейчас нужны эти, как их, Белые Хатки, понятно?!Хруммса заговорщически ухмыльнулся:– Майор, вы хотите стать оберстом?Морунген несколько растерялся от неожиданного поворота:– Вообще-то да. Однако почему этот вопрос встал именно сейчас? Что вы имеете в виду?Карлик поскреб маленькой ручкой в затылке.– Может, нам стоит заключить балямбулесный кампетюк?– Что заключить? – испуганно переспросил майор.Хруммса давно решил для себя отвечать только на некоторые вопросы изумленного немца, а в остальное время вести себя так, словно он изрекает традиционные, прописные истины.– Это что-то вроде компромисса на военный манер. Или давайте просто сделаем ноги.Долгое общение с русскими убедило Дитриха фон Морунгена в том, что непереводимых идиоматических выражений в их языке почти столько же, сколько в наречии какой-то из лапландских народностей, где только для обозначения снега существует около двух сотен названий.– Какие ноги? – вопросил он.– Не обращайте внимания, майор, – махнул переводчик сиреневой ладошкой. – Это я поднабрался жутких манер вдали от цивилизованного общества. Иногда сам себе удивляюсь, что я плету. Я имел в виду – не пора ли нам дранг нах куда-нибудь подальше от нашего противника, пока он не опомнился.– Вы меня совершенно замучили, – окоротил его Дитрих. – Неужели сложно посидеть тихо хотя бы пять минут, пока я разработаю толковый план действий?Донеслось тихое бормотание Генриха: «Самое толковое – это стрелять, а не спорить до хрипоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103