Не исключено, что Рэй засел в вестибюле или прячется на другой стороне улицы. Мэрилин мгновенно переменила планы.– Боже ты мой! Тогда, может быть, мне лучше остаться здесь?Я смотрел на нее, живую картинку в ronge et noir Красное и черное (фр.).

, вдыхал ее духи и вдруг с удивлением услышал собственный голос, говоривший, что лучше этого не делать.– У вас куча дел, – говорил голос, – и у меня куча дел. Вдобавок я не ручаюсь за Рэя. Может прийти снова, прихватив ордер на арест и ломик. А когда ордер, то и ванная комната не святилище. Но вот пистолетик вам лучше оставить здесь.Она покачала головой:– Это не мой. Я у хозяйки стащила. Она купила на случай налета. Хотя кому нужен косметический кабинет?– Так вы работаете в косметическом кабинете?Мэрилин кивнула.– Да, «Волос великолепие» называется. Нас там четверо и Магда – хозяйка. Мне завтра выходить, вот и положу пистолет на место.– Очень правильно. Потому что если полиция найдет его в вашей сумочке...– Я знаю.Мы вышли из квартиры, и я уже запирал последний замок, как у меня зазвонил телефон. Я стиснул зубы. Пока отопру замки, пока подбегу к аппарату... Нет, не успею. Если и успею, то наверняка это какой-нибудь прохиндей, предлагающий подписку на нью-йоркские «Звездные листы» с бесплатной доставкой на дом. Черт с ним!Лифт провез нас мимо вестибюля в цокольный этаж. Мы прошли тускло освещенным коридором мимо прачечной к служебному входу. Я постоял у двери, пока Мэрилин не процокала каблучками по короткому лестничному маршу и, раскрыв красно-черный зонтик, не исчезла во мраке. * * * Вернувшись домой, я подошел к телефону, гадая, сколько раз он звонил, пока я провожал Мэрилин. Сейчас телефон молчал, и мне было поздно звонить кому бы то ни было. Правда, один номер я все-таки набрал и ничуть не удивился, когда Каролин не ответила.Кофеин, принятый с четырьмя чашечками «эспрессо», начал рассасываться, и чтобы ускорить процесс, я налил себе рюмку виски и, не разбавляя, выпил. Потом плеснул граммов тридцать виски в обычный стакан, налил туда молока и хорошенько размешал. Лучшего питья на сон грядущий не придумано: пока виски разъедает вам печень, молоко защищает желудок.Зазвонил телефон.Я кинулся к аппарату, но прежде чем взять трубку, заставил себя сделать глубокий вдох. Мужской голос, тот самый, что я слышал приблизительно двадцать два часа назад, сказал:– Роденбарр? Мне нужен никель.– Всем нужен.– Что, что?– То, что слышали. Никель всем нужен. Я и сам не прочь его заиметь.– Бросьте свои шуточки! Мне известно, что монета у вас.– Была. Была да сплыла.Последовала пауза. Я подумал, что нас разъединили, потом услышал:– Врете.– Не вру. Я еще не настолько спятил, чтобы таскать монету в кармане вместе с ключами и брелоком святого Кристофера. И не настолько, чтобы держать ее дома, когда кругом только и слышишь о грабежах.Ожидаемого смешка не последовало.– А раздобыть монету можете?– Она там, откуда я могу ее взять.– Тогда валяйте действуйте. – Голос звучал настойчиво. – Вы называете цену, и мы встречаемся. В моем распоряжении вся ночь и...– Боюсь, не могу сказать то же самое о себе. Когда я не высплюсь, у меня плохое настроение и я ужасно несговорчивый. Кроме того, в такой поздний час я туда при всем желании не попаду, даже если бы и хотел. Придется отложить до завтра.– В котором часу завтра?– Трудно сказать. Оставьте мне свой телефон.На этот раз я услышал наконец смешок.– Нет уж, Роденбарр, я сам буду вам звонить. Прикиньте, сколько вам понадобится, чтобы взять монету, и отправляйтесь домой. Я позвоню в назначенный час.Другими словами, будь в определенный час в определенном месте, имея при себе монету.– Нет, это не подходит, – возразил я. – Я дам вам другой телефон, по которому буду днем в два часа.– Говорите телефон.Я дал ему номер Каролин. В целях экономии она снимала свою квартиру у основного квартиросъемщика некоего Натана Аренау, и каждый месяц аккуратно перечисляла домовладельцу квартплату от его имени. (Половина населения Нью-Йорка прибегает к этой маленькой хитрости. Другой половине приходится платить по пятьсот долларов за однокомнатную дыру.) Телефон соответственно значился за Натаном Аренау. По номеру он навряд ли сможет узнать имя и адрес, а если и узнает, то каким образом он разыщет Натана Аренау? Насколько нам с Каролин известно, его давно, несколько лет назад, смыло во время наводнения.Незнакомец повторил номер.– Да, вот что, – сказал он. – Кто еще знает, что она у вас?– Никто.– У вас что, нет сообщника?– Я всегда один работаю.– И ни с кем не говорили?– Со многими говорил. Но не о монете.– Значит, никто не знает, что она у вас?– Насколько мне известно, никто. Никто даже не подозревает, что она пропала, за исключением вас, меня и Герберта Франклина Колкэннона. Конечно, он сам мог сказать кому-нибудь, но вряд ли. Думаю, он не включил ее в список пропавших вещей, потому что она, наверное, не застрахована, и у него есть свои причины...– Уверен, что не включил.– С другой стороны, Кролик мог проболтаться...– Какой Кролик?– Ну, Джордж Эдвард Маргейт. Разве не ради монеты вы навели этого молокососа на дом Колкэннона? Надо было кого другого выбрать, кто умеет вскрывать сейфы. А никель – это ваш гонорар за наводку.Я снова заслужил смешок.– Неплохо, – сказал он. – Мне надо было с вами договариваться.– Факт, со мной. Кстати, не худо бы знать, с кем я имею дело.– Может быть. Итак, звоню завтра в два. Судя по номеру, вы будете в Деревне.– У меня книжный магазин на Восточной Одиннадцатой. Там два телефона, один из них есть в справочнике. Я дал тот, которого нет в книге.– Я мог бы просто прийти к вам в магазин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59