Никогда больше он не отпустит ее, не позволит уйти!
Он уже устроился между ее бедер, мечтая овладеть ею, когда кто-то дернул дверную ручку, а затем послышался стук в дверь. Лукас застонал, приподнимая голову. Он дышал неровно, тяжело и сбивчиво, так же, как и Джессика. Она медленно открыла глаза, увидела Лукаса и заморгала, приходя в себя.
— Джессика! — прозвучал за дверью звонкий, как колокольчик, голос Элли. — Я знаю, что ты еще не спишь. Я вижу свет под твоей дверью.
Джессика изумленно огляделась и в ужасе застонала. Она лежала на спине на своей кровати, раздвинутыми ногами касаясь пола. Между ее ног лежал Лукас, всем телом прижимая ее к постели. Она чувствовала, как отвердевшая мужская плоть упирается в ее лоно. Единственной преградой между ними была лишь тонкая ткань ее ночной рубашки. На Лукасе, кроме расстегнутого халата, тоже ничего не было.
— Не шевелись, не двигайся, ради Бога, — взмолился он, — иначе я не отвечаю за себя.
— Джессика! — позвала Элли за дверью. — Открой. Я хочу поговорить с тобой.
Лукас вдруг тихо рассмеялся. Щеки Джессики зарделись, и она закрыла глаза.
Из-за двери донесся голос Розмари. Она что-то шепотом внушала Элли. Хотя слов нельзя было разобрать, сомнений в резкости тона не оставалось.
— Но, тетя Розмари, — громко возразила Элли, — я только хотела извиниться перед Джессикой.
Голоса удалялись, пока не стихли вдали. За дверью воцарилась тишина.
Лукас посмотрел Джессике в глаза и бесстыдно предложил:
— Теперь ты можешь двигаться сколько угодно.
Она изо всех сил толкнула его в грудь. Но легче было бы сдвинуть гранитную плиту, чем Лукаса. Увидев сердитое выражение ее лица, он скатился с нее и сел на край постели.
— В чем дело? — спросил он. Он был сердит, неутоленное желание не давало ему покоя. Когда раздался стук в дверь, он собирался погрузить свою плоть в теплое, жаждущее тело женщины и теперь не понимал, почему они не могут продолжить начатое.
Голос Джессики дрожал, когда она сказала:
— Я хочу, чтобы ты сдержал свое обещание.
— Обещание? — переспросил он с недоверчивым изумлением. — Мое обещание? После того, чем мы только что занимались?
Она готова была разрыдаться от унижения или просто убежать и спрятаться, С трудом проглотив комок, застрявший в горле, она облизнула пересохшие губы и кивнула, не в силах произнести и звука. Она с ужасом вспомнила то, что только что произошло между ними. Ведь она молила его овладеть ею! Если Элли не постучала в дверь, уже бы все свершилось! И стала бы она для него женщиной, утолившей его жажду, обычной игрушкой в его руках. Она не собиралась умолять его о любви, но его уважения она добьется!
Он нетерпеливо махнул рукой.
— Черт с ним, с обещанием! — воскликнул он. Я хочу тебя, ты для меня самая желанная из всех женщин на земле. И ты охотно уступала мне, даже боле чем охотно. Ведь все это так просто.
И ни слова о любви. Но она уже не ждала от него заверений в глубоких чувствах. Гордо вздернув подбородок, Джессика заявила:
— Для меня, очевидно, не все так просто.
Он помрачнел.
— Это было бы совсем просто, если бы ты забыла о том, что ты…
— Кто?! — угрожающе спросила она, когда он на мгновение прервался.
Он не хотел с ней ссориться, он только хотел снова оказаться с ней в постели.
— Монахиня, — тихо произнес Лукас и извиняющимся тоном добавил: — Я только это имел в виду.
— Высохшая, бесчувственная монахиня, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Вот что ты имел в виду.
— Ради Бога, Джесс! — взмолился он.
— Следи за своим языком! — взорвалась она.
— Если бы ты легла со мной, нам бы не пришлось сейчас так глупо препираться! — выплеснул он накопившиеся в нем раздражение и разочарование.
— Лечь с тобой! — сквозь стиснутые зубы процедила она. — Только постель у тебя на уме?!
— Да! — вскричал он, напугав ее еще больше. — И если бы в тебе была хоть крупица честности, ты бы призналась, что думаешь о том же.
Ее губы все еще горели от его поцелуев, сердце бешено стучало в груди. Он был прав, прав! Но ни один человек на этой грешной земле не смог бы заставить ее признать его правоту.
— Ты понятия не имеешь, чего хочу я, — сказала Джессика, стараясь говорить твердо и уверенно, и поморщилась, расслышав жалобные нотки в своем голосе.
— О, ты можешь говорить все, что угодно. Я и так знаю, чего ты хочешь, — почти спокойно произнес Лукас. — Слова ничего не значат. Но твое тело мне не лжет.
Он устремил взгляд на ее полуобнаженную грудь, и Джессика ощутила странный холодок в месте, на которое он смотрел. Тоненькая ткань ее ночной сорочки туго обтягивала тело, и сквозь нее, словно две спелые ягоды земляники, просматривались набухшие соски.
— Вот именно, — сказал Лукас, и его низкий голос вновь окрасился чувственностью. — Твои груди тоскуют по моим поцелуям, и я хочу их целовать.
Она вздрогнула и закрыла грудь руками.
Лукас долго смотрел на нее, и его разочарование постепенно уходило, исчезало, пропадало. Широко раскрытые серые глаза испуганно глядели на него. Губы трепетали. Он понимал, что произвел на нее впечатление, но, видимо, этого не хватило, чтобы побороть ее девичью стыдливость и сомнения. И это не позволило ей отдаться ему.
— Все равно это случится. Рано или поздно ты станешь моей, — уверенно сказал он.
Она закусила губу, он мрачно улыбнулся.
— Я не собираюсь нарушать свое обещание, но не намерен оставить тебя в покое. Особенно после того, что произошло сегодня. Ты требуешь слишком многого.
Она молчала. Лукас тяжело вдохнул.
— Выпей вина, — посоветовал он, — это снимет напряжение и поможет тебе уснуть. Спокойной ночи, Джессика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143