Может быть, тогда закончится вся книга? В ст
арых изданиях иногда романы заключали словом «Конецъ». С твердым знаком.

Как же много мне потребовалось слов, чтобы рассказать предысторию молод
ой женщины, стремительно мелькнувшую сейчас в моей голове.
Не совсем проста оказалась стажерка института военных переводчиков в Г
ермании. Она не вернулась на родину. Сработал инстинкт или красивая женщ
ина всегда помнит о своей безопасности? Ей, наверноё, это «не вернуться» б
ыло особенно сложным. Сверкающая чистотой клетушка в студенческом обще
житии, нельзя капнуть на плиту в общей кухне, индивидуальная оплата за эл
ектроэнергию, ключ коменданта подходит ко всем дверям в коридоре, разбит
ая стиральная машина в подвале. Немцы тоже, что-то пронюхав, будто затаили
сь. Срок стажировки закончился, а они молчат, терпят. В Москве огромная род
ительская квартира в высотке на Котельнической набережной. Несмотря на
тяжелое время, еще есть домработница, папа раньше писал музыку к кинофил
ьмам и романтическим спектаклям, сейчас оформляет рекламные клипы. Но эт
о, конечно, временно, жизнь уже поворачивается на полдень. Ей надо было сде
лать выбор. Мы все заложники прошлого. Зачем только она, стажерка, согласи
лась на эту работу? Нет, зачем только она согласилась на близос
ть с главным переговорщиком, молодым, жадным красавцем? Но, возможно, здес
ь тоже возникло чувство, а возможно, это был приказ из Москвы военнообяза
нной, будущей переводчице.
Сейчас время уже стушевало черты той недавней эпохи, и следующим поколен
иям, когда сама история будет упрощена и сконструирована по требованию о
чередного режима, она предстанет в виде отдельных, несоединимых друг с д
ругом, фрагментов. Рушилась гигантская империя, и сам добровольный разру
шитель, призванный в ней править, радуется тому, что, как он говорил, «проц
есс пошел». Гибель огромной армии, люди в погонах, выброшенные с семьями н
а снег, Ц и радостные песни по этому поводу. Собственно, здесь стоит оста
новиться, потому что именно здесь «перед моим внутренним взором» Ц опят
ь терминология романа позапрошлого века Ц возникла чудовищная по свое
му цинизму картинка. Отчего тогда мы, ослепленные неосуществленными над
еждами и сказками нелепого, глупого героя, не так отчетливо видели подло
сть происходящего?
Это была площадь Белорусского вокзала в Москве, наполненная народом, Ц
встречали первые, декоративные эшелоны из Германии. Спасли Европу, спасл
и цивилизацию многих европейских государств, спасли народы, предназнач
енные к уничтожению, удерживали долго колеблющуюся европейскую стабил
ьность, а нас называли агрессорами и поработителями. Поработителей, нако
нец, хитростью выманили из Европы. Они, эти полки и дивизии, офицеры и их се
мьи, солдаты, не знали и не предполагали, что в предстоящую зиму у них не бу
дет ни уюта, ни крыши над головой. Советские войска уходили из Германии. На
вокзале пела раскрашенная и разукрашенная, как праздничная ладья, культ
овая певица Людмила Зыкина. Но это всё были внешние признаки событий Ц и
музыка, и марши, и загорелые лица солдат. В трюме этих событий шли другие: д
емонтаж скопившегося за много десятилетий имущества большой армейской
группировки. Внизу, под землёй, рыли кроты.
Из нашего с Наташей романа Ц и прошлого, и того что еще произойдет, Ц мои
воспоминания идут с двух позиций: или мы разговариваем в постели, или мы в
постели же занимаемся… чем-то другим. Мир сразу сокращается до фона, до бе
сконечных зарослей со звездами и птицами над головой, а в середине этих з
арослей, как лодка на волне, покачивается постель. (Совсем, кстати, не скаб
резное слово. У Мопассана о предмете этом есть даже рассказ, и с детства, в
о времена страстного штудирования французского классика, я помню стишо
к оттуда: «Как улягусь отдыхать на парчовую кровать…») В те моменты все со
бытия жизни разворачивались вокруг этой постели. Её окружали люди, над н
ею склонялись, разглядывая нас, наши родители, интересовались, что здесь
происходит, друзья, мне показалось, что промелькнуло лицо Саломеи, но пот
ом вокруг нашего обиталища расселись в своих орденоносных и золотопого
нных, с красными лампасами, мундирах, как вельможи на Венском конгрессе, т
олстопузые генералы, заняв широкими задами просторные кресла, и среди ни
х вдруг замелькало одно юркое штатское лицо.
Ц Это он? Ц спросил я.
Ц Он, в общем-то, неплохой парень… Ц Наташа, наверное, почувствовала, что
я кое-что знаю об этом молодом человеке. В этом не было ничего удивительно
го, о нем знало полстраны. А знавшие думали о нем плохо.
В моем возрасте молодой женщине не задают вопроса из следственной практ
ики: «Ты была с ним близка?» И, собственно, что мне до этого? Любой мой присту
п страсти никогда не отменит Саломеи. Я так уж сделан, так устроена моя душ
а и тело, и так я думаю. Но я представил себе на мгновение, как было бы прекра
сно не просто день лежать с Наташей в одной постели, а смотреть, как утром
она наливает кофе и шелковый рукав халата медленно сползает по руке, обн
ажая матовую кожу, пусть даже она была и еще будет в жадных и настойчивых м
олодых сильных руках, Ц меня бы это не смущало. Но ходить с нею в театр, сид
еть рядом, подавать пальто, снимать и ставить на батарею промокшие на ули
це туфли… Кто же из русских классиков написал этот романс: «О, если б навек
и так было…»? Ответ очевиден, хотя и неожиданен. Музыка Ц ректора Московс
кой консерватории Антона Рубинштейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86