И вдруг неизвестно откуда взялась эта его дальняя родственница и начала предъявлять свои права на мальчика...
– Но ведь она была его опекуном, – Я еще не вникал в это дело. Вся информация – у моего заместителя, если вас это так интересует. И вообще, простите, молодой человек, но у меня действительно очень много работы, – и я вряд ли чем еще могу быть вам полезен.
С этими словами Геннадий Степанович поднялся из-за стола, давая понять, что прием окончен, но он не знал, что такое Самойленко.
Коля спокойно и невозмутимо продолжал сидеть в кресле, не собираясь никуда уходить, пока не получит ответа. Он лишь придвинул диктофон поближе к директору детдома и глядя на него в упор, тихо спросил:
– Но ведь у вас же нет никаких причин утаивать от прессы информацию о той группе детей, которая была вывезена для усыновления в Италию?
– Конечно, мне здесь скрывать нечего. Спрашивайте, я обо всем, что знаю, постараюсь вам рассказать, – Трофимчук снова уселся на свое место, с опаской поглядывая на диктофон Самойленко. – А что конкретно вас все-таки интересует, я никак не могу понять?
– Я уже спрашивал, как вышли на ваш детский дом итальянцы? У них что, нюх особый?
– Я не слишком осведомлен, как именно, ведь им наши данные предоставили в гуно. Но кое-что слышал. Есть у них вроде бы такая организация, название которой на русский переводится примерно так: «Руки помощи детям без семей». Но за точность я не ручаюсь.
– И что же?
– Они присылают нам заявки...
– А сами приезжали когда-нибудь?
– Да. Приходили в наш детский дом посмотреть на наших сирот. Ведь нашим детям действительно очень нужна помощь. Они лишены детства, а там, на Западе, богатые страны, богатые люди. Там неограниченные возможности для полноценного развития ребенка...
– Понятно. И сколько детей выехало в последней группе? – Николай улыбнулся про себя: как здорово пригодилось ему теперь умение Банды «раскручивать» людей, а тот допрос, который устроил когда-то старший лейтенант ФСБ России Бондарович в присутствии друга-журналиста, научил Николая многим хитрым штучкам и тонким психологическим приемам. Теперь, кажется, все это срабатывало, лишний раз доказывая, что Самойленко оказался неплохим учеником.
– В какой группе?
– В Италию.
– А-а, эта...
– А были еще?
– Да. Были.
– Куда?
– В Германию несколько раз, в Австрию...
– А в Италию сколько детей поехало?
– Я не помню. Примерно двадцать.
– Они ехали, заранее зная, что в Одессу больше никогда уже не вернутся?
– Это не правильная постановка вопроса. Вы думаете, что наше государство бросит своих детей на произвол судьбы в чужой стране? Каждая семья, усыновившая ребенка, находится под строгим контролем наш их дипломатов и специальных представителей...
– И все же?
– Они еще слишком маленькие, чтобы осознавать такие понятия, как Родина.
– Хорошо. Я задам другой вопрос – семьи, в которые они ехали, уже знали своих детей?
– Насколько мне известно, да.
– И воспитатели, которые сопровождали детей, знали о том, что увозят, так сказать, «новых итальянцев»?
– Да.
– А я могу узнать фамилии воспитателей, которые сопровождали группу в Италию?
– Конечно. Да, правильно, поговорите лучше с ними. Они ездили туда на целый месяц. Раздав детей по семьям, они еще несколько недель помогали детям адаптироваться в новых условиях, привыкать к новым родителям.
– Так кто же все-таки ездил?
– Об этом вам расскажет мой заместитель. Пройдите лучше к ней.
– Вы имеете в виду Наталью Андреевну? – Самойленко на мгновение заглянул в блокнот, вспоминая фамилию и стараясь тем самым продемонстрировать Трофимчуку свою полную осведомленность во всех его делах. – Герасименко?
– Да-да, она вам поможет.
– Ну что ж. Большое спасибо за беседу... Только вот объясните мне, пожалуйста, зачем же вы на Кашицкую-то накричали, а?
– Я ни на кого не кричал. Мы с ней просто побеседовали о Виталике...
– А-а, так вы все-таки помните, как зовут Корабельникова?
– Нет... То есть да... То есть, я хотел сказать, вы же сами мне сказали! – на Трофимчука было жалко смотреть – он уже вконец запутался и теперь сидел красный, потный, весь какой-то дерганый и нервный. Теперь он совсем не был похож на того уверенного в себе любезного и гостеприимного хозяина детского дома, каким выглядел всего полчаса тому назад. Самойленко улыбнулся – своего он, кажется, достиг. – Я просто запомнил, когда вы называли его имя.
– Да-да, конечно. Что ж, еще раз спасибо, было очень приятно с вами побеседовать.
Самойленко встал, выключил диктофон, положил его во внутренний карман куртки и, не подав Трофимчуку на прощание руки, направился к выходу.
– Мне тоже приятно. Заходите если что. Я расскажу вам о нашем детдоме... – залепетал ему вслед Геннадий Степанович.
– Конечно, – обернулся на пороге кабинета Николай. – Если мне еще что-то от вас понадобится, обязательно зайду.
– Всегда рад.
Через мгновение Самойленко исчез за дверью, а Геннадий Степанович схватил трубку телефона и стал нервно накручивать служебный номер Антоненко...

* * *

Беседа с воспитателями, сопровождавшими группу детей в Италию, немногое дала для продвижения расследования Самойленко вперед. Да и чего можно было ожидать от четырех женщин, которых Наталья Андреевна Герасименко собрала у себя в кабинете. Она и сама сидела тут же, чтобы в случае чего проконтролировать разговор журналиста со своими подчиненными.
Воспитатели в один голос дружно твердили о том, что в далекой южной стране детям созданы прекрасные условия, что все семьи – просто чудо, что итальянский климат очень похож на крымский, и поэтому детям совершенно не потребовалось времени на акклиматизацию, что все они великолепно подлечатся, а уж о том, что они нашли наконец любящих и заботливых родителей, вообще, мол, говорить не приходится – это и так понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91