– Ты думаешь, если начальника гуно посадил...
– Это не я посадил.
– С твоей подачи, не надо делать невинные глазки!.. Так вот, думаешь, если ты полгорода пересажал...
– Ну уж полгорода!
– Ты перестанешь меня перебивать или нет! Дай сказать спокойно! – снова почему-то занервничал главный. – Твою мать, вот болтун!.. Короче, сидят у нас в городе, дорогой мой, еще далеко не все. А сидеть многим есть за что. Теперь тебе все ясно, тормоз коммунизма?
– Почти, но не совсем.
– Чтоб до тебя дошло окончательно, объясняю: там, – Олег Петрович ткнул пальцем в потолок, – тебя стали бояться. А когда они боятся, человека убирают.
– Убивают?
– Я сказал «убирают». Например, лишают работы, средств к существованию. Чтоб и другим неповадно было. Теперь понятно?
– Допустим. Допустим, вам приказали...
– Посоветовали.
– ...хорошо, посоветовали убрать меня из редакции.
– Точно.
– Но ведь по закону уволить можно только за что-то конкретное, разве не так?
– А мне тебя, между прочим, вообще не хочется убирать. Ты – настоящий талант, и я тебя действительно уважаю и ценю как классного журналиста. Через полтора года выборы, власть в городе поменяется, а ты у меня в штате останешься. Усек?
– Не совсем.
– Я просто не буду тебя печатать эти полтора года, сохраняя для будущего.
– Да вы что!
– Так будет лучше для тебя.
– Ну, не вам указывать, что мне лучше! – теперь уже не выдержал Николай. – Видел я вашу газету знаете где? С таким редактором, который обосрался после первого же окрика! Найду я себе работу, не волнуйтесь.
Он встал, чтобы уйти из кабинета, но Олег Петрович почему-то не обиделся и лишь мягко улыбнулся, жестом снова приглашая его сесть.
– Дурак ты, Коля.
– А вы умный.
– Не кипятись. На работу тебя не возьмет ни одна местная газета.
– Пойду в «Курьер». Он от властей не зависит, там частный капитал...
– Ага, и его редактор с радостью навлечет на себя, приняв тебя на работу, бесконечные проверки из налоговой инспекции, бесконечные «наезды» со стороны муниципалитета по поводу аренды помещения и прочие прелести.
– Пойду в дворники.
– Ты, журналист от Бога, – в дворники?
– А что же мне делать?! – с тоской и даже чуть ли не с мольбой вскричал Самойленко, растерянно глядя на шефа.
Он понял, что в словах Олега Петровича заключается суровая правда.
– Или – сиди у меня в газете тихо, как мышь, и не рыпайся, или...
– Или что?
– Или уезжай отсюда.
– Что?!
– Уезжай. Может быть, так оно даже и лучше будет. Думаешь, квартиру твою случайно ограбили? Машину угнали тоже случайно?
– А что?..
– А то. А дачу подожгли?
– Не знаю.
– А как расследование продвигается по твоим заявлениям в милицию?
– Никак.
– Вот то-то и оно.
– Все это связано?
– А ты как думал?
– Ну, дела... Да я весь город на уши подниму. Я в управление КГБ...
– Ты, Николай, пока что ничего не сможешь сделать. Ясно? Слушай, возьми для начала отпуск, уезжай к чертовой матери на кулички, подумай, поразмысли хорошенько надо всем, что я тебе сейчас рассказал. Тебе точно пора линять отсюда, и как можно скорее. Одесса – слишком злопамятный город, уж поверь мне, старому одесситу...
Они снова надолго замолчали, и снова первым заговорил редактор:
– Короче, Коля, я тебе и так слишком многое сказал. Не бойся. Уезжай. Ты не пропадешь. Такие профессионалы, как ты, везде нужны.
– Везде, кроме родного города.
– Так уж получилось, Николай. Ты в конце концов убедишься – тебе будет только лучше. Найдешь отличное место, и через год-два то, что произошло с тобой за последнее время здесь, в Одессе, будешь вспоминать как страшный сон.
– Пожалуй.
– В общем, иди пока. И подумай как следует. В приемной у Татьяны оставь заявление на отпуск, я выплачу тебе все причитающиеся премиальные. А из отпуска можешь и не возвращаться...

* * *

Два месяца спустя на только что купленном подержанном белом «БМВ» Николай покидал Одессу, чтобы не возвращаться сюда больше никогда.
Он, поразмыслив, пришел к выводу, что шеф был прав – жизни здесь ему больше не будет.
Николай продал свою приватизированную квартиру, участок с остовом сгоревшей дачи, сдал в комиссионку свою не слишком роскошную мебель и, загрузив заднее сиденье машины и багажник своими вещами и еще раз пересчитав вырученные от продаж пятнадцать тысяч долларов, оставшихся после покупки «БМВ», отчалил.
Он ехал в Белоруссию, в Минск.
Там жила Наташа Сенько – бывшая студентка факультета журналистики Белорусского университета, когда-то стажировавшаяся у них в газете.
Теперь это был, пожалуй, единственный человек на земле, которому Самойленко хоть немножко нужен...
Они полюбили тогда друг друга с первого взгляда. Тот весенний семестр, который Наташа провела в Одессе, стал сказкой в жизни обоих.
Но потом...
Потом всегда что-то вставало между ними – расстояние, границы, работа. Они виделись только летом, во время отпуска, специально отправляясь в Крым, в Коктебель, так сказать, на нейтральную территорию.
Он звал ее замуж в Одессу.
Она соглашалась замуж, но при условии его переезда в Минск.
Они встречались уже шесть лет, и за это время чувство, связывавшее их, нисколько не ослабло, а только становилось сильнее.
И вот теперь, когда Николая больше ничего не держало в Одессе, их любовь наконец получила возможность закономерной реализации.
За всеми переживаниями, последовавшими после разговора с главным редактором, Николай не сразу вспомнил, точнее, не сразу сообразил, какие перспективы открывает для него расставание с проклятой Одессой.
А когда до него дошло, что может ожидать его впереди – не сомневался больше ни минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91