Запорошенные снегом спины приезжих и их раскрасневшиеся от мороза лица свидетельствовали о том, что приехали они издалека. Сначала все трое стояли молча. Мальчики притопывали носами, чтобы согреться, а их возница, горбоносый старик с реденькой бородкой и глубоко запавшими глазами, курил трубку. Потом один из мальчиков, тот, что был повыше, светловолосый и голубоглазый, сказал:
– Интересно, какой у них сейчас урок. – Он, улыбаясь, вопросительно взглянул на товарища. – Должно быть, второй или третий, во всяком случае не первый. Узнать бы, который час.
– У них урок русского языка, – ответил другой, низенький и тщедушный мальчонка с острым личиком и черными глазами. Разговаривая, он как-то странно морщил нос, как будто ему что-то не нравилось.
– Откуда ты знаешь? – спросил голубоглазый.
– Так слышно же, – буркнул в ответ тщедушный мальчонка, снова сморщил нос и, резко повернувшись спиной к собеседнику, пошел к дверям.
– Можно бы сейчас снять с дровней кровати и шкаф, – сказал он, потом меньше с ними возни будет. – Пойдем, отец, снимем.
С этими словами он шагнул к саням и стал развязывать веревки.
На нем был поношенный серый тулупчик, узкий в плечах и слишком широкий у колен, делавший его фигуру похожей на кисточку, большие женские резиновые сапоги и такие огромные варежки, что в один палец легко умещалась вся его рука. Не трудно было догадаться, что одежда на нем с чужого плеча. Сразу видно было, что это сын бедных родителей.
– Ну иди же, – почти сердито крикнул он, видя, что отец замешкался.
Они сняли с дровней кровати, шкаф и котомки с провизией, а голубоглазый мальчуган ограничился тем, что осторожно взял под мышку какой-то завернутый в материю предмет и стал смотреть, как его спутники продолжают возиться у саней.
Урок кончился, и ребята с шумом и гамом высыпали во двор. Увидев приезжих, они столпились вокруг, вопросительно поглядывая то на мальчиков, то на возницу.
– В школу приехали? – спросил кое-кто из ребят, и несколько человек сразу вызвались внести в дом кровати и шкаф.
– В спальне, правда, тесновато, но две кровати, может, у окна и уместятся, – осипшим голосом пояснил один из мальчиков и закашлялся так, что у него слезы на глазах выступили.
– Издалека будете? – спросил другой и, узнав, что новички приехали из Тыукре, сказал, что у него там есть родственники.
И эту минуту к приезжим подошел и Тоотс, почему-то задержавшийся в классной дольше, чем обычно. Взглядом знатока оценил он их пожитки, осведомился, имеется ли ключ от шкафа, предложил новичкам купить у него ручку для пера и конек и пообещал, если сделка состоится, уступить им место в спальной рядом с его койкой. Одна только вещь не давала Тоотсу покоя – узелок, который с такой нежностью держал под мышкой голубоглазый мальчик. В узелке, наверное, скрывалось нечто необычное – иначе почему почему бы мальчуган так бережно с ним обращался. Тоотс даже потрогал этот таинственный предмет рукой. В узелке что-то странно забренчало, и теперь Тоотс прямо сгорал от любопытства.
– Что там такое? – спросил он, от нетерпения засовывая палец в рот. Он не мог дождаться, когда же этот, видимо, довольно медлительный и неразговорчивый мальчуган заговорит.
– Каннель, – добродушно улыбаясь, ответил приезжий и еще глубже засунул узелок под мышку. – А ты умеешь играть?
– Конечно, умею, отчего же не уметь, – отозвался Тоотс, широко расставив ноги. – Я на таком инструменте немало игрывал, у меня их было сразу целых три штуки, но мальчишка из Палу так пристал, что я ему их продал. Да мне сейчас каннель и не нужен, я собираюсь себе граммофон купить.
И, становясь с новичком совсем на дружескую ногу, он добавил:
– Пойдем в комнату. Как тебя зовут?
– Яан Имелик, – ответил тот.
– Какая странная фамилия!
– Такая она и есть, – ответил Имелик и в сопровождении Тоотса, улыбаясь, вошел в дом, как будто кровати, шкаф и мешки – все это его не касалось. Его, по-видимому, интересовал только каннель, он продолжал его держать в руках даже тогда, когда старик и ребята, кряхтя и пыхтя, втащили в комнату его кровать и тюфяк. Никто еще даже не знал, как будут размещены их вещи, но едва внесли через порог и поставили на пол кровать Имелика, как он и Тоотс мгновенно уселись на нее и стали разворачивать каннель.
– Ого, так это же прямо замечательная штука! – с восхищением воскликнул Тоотс, увидев инструмент. – Ну-ка, сыграй!
Яан Имелик был, как видно, паренек сговорчивый –он несколько раз провел рукой по струнам, прислушался, настроен ли каннель, и заиграл. Постепенно вокруг них собрались почти все ребята, только несколько человек помогали второму новичку и вознице освобождать место для кроватей. Тоотс прямо сиял от удовольствия, как будто и его заслуга была в том, что Имелик так хорошо играет на каннеле. На лице Тоотса можно было ясно прочесть: «Вот мы какие!» И все время, пока черноглазый мальчуган, морщась, устанавливал на место вторую кровать и шкаф, по комнате плыли тихие, нежные звуки каннеля. Арно и Тыниссон стояли за спиной у ребят и молча слушали музыку.
– Кто это такой? – спросил Арно у Тыниссона, подталкивая его локтем в бок.
– Не знаю… в школу приехали… Тоотс, видно, его знает… Сидит с ним рядом.
Но Тоотс не мог спокойно сидеть на месте. Эта мелодия успела ему надоесть, ведь его неизменным желанием всегда было, чтобы другой выкладывал перед ним все, что только есть у него за душой.
– Вот что, – сказал он музыканту, кладя руку на струны и не давая ему играть. – Теперь сыграй мне…
Он умолк на полуслове, потому что в эту минуту к ним быстро подошел черноглазый мальчик и, ничего не говоря, стал вместе со стариком сдвигать в угол кровать, на которой они сидели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104