– Благочестивые прелаты, только на вашу долю выпала обязанность увидеть своего бога в момент тяжкой нужды. Крепитесь, ибо вам предстоит стать свидетелями ужасного.
Паук-титан припал к земле и тут же взвился в воздух, перемахнул через стену стадиона и опустился рядом с раздутым панцирем, своим подобием, сотрясавшимся от беспрестанного шевеления пленников внутри. О, какие искаженные гримасами ужаса маски беззвучно двигали губами за обманчиво прозрачной оболочкой! А когда А-Рак, приподнявшись, занес над своей копией клыки, черные жала с дрожащей на конце каждого золотистой каплей яда, что за сдавленный вопль ужаса вырвался из колоссального чучела!
Раз опустились клыки. Еще! Еще и еще! В нескольких местах пронзил паук свое собственное изображение, и там, где клыки прорвали оболочку, потоки золотистого яда хлынули внутрь. Эта янтарная жидкость оказалась чрезвычайно едкой – ничто, кроме панциря, не могло уцелеть от соприкосновения с ней. Человеческое месиво под неподдающиеся описанию сдавленные вопли превратилось в бульон из тающей плоти, крошащихся костей и дымящихся обрывков ткани.
Слезы безостановочно текли из глаз двух священников, наблюдавших, как лица их соотечественников и соотечественниц вспухают и расползаются облаками малиновых волокон, как, взрываясь, вытекают белыми облачками глаза, как рвущиеся наружу руки и брыкающиеся ноги утрачивают плотность и растворяются в струйках розового дыма. Не прошло и нескольких секунд, как гигантский панцирь превратился в ужасный сосуд, наполненный человеческим варевом, к которому чудовище присосалось своей щетинистой пастью.
– Теперь, прелаты, поняли ли вы, каковы мои потребности, постигли, какую нужду терплю я постоянно? Первосвященник, на рассвете посети мой алтарь, но прежде объяви горожанам, что ни одно судно, стоящее на якоре в гавани, не может уйти без моего разрешения, которого я не дам никому до тех пор, пока мой дар – чистейшее золото – не будет распределен между жителями. Как это осуществить, ты узнаешь завтра…
Этот поток нечеловеческих мыслей служил аккомпанементом зрелищу, для описания которого не существует слов: чужеземный колосс опорожнял свою собственную копию, наполненную похлебкой из человечины. Оба священника давно уже сообразили, что, заставив их стать свидетелями своего пира, бог хотел сказать этим больше, чем прозвучало в его мыслях, хотя следующее сообщение сделало скрытый смысл почти явным.
– Завтра доложишь о военных приготовлениях, предпринятых тобой для моей защиты, священник. Теперь вы знаете, на какую жестокость я способен в случае нужды, и понимаете, от чего вы будете избавлены до тех пор, пока останетесь моими верными слугами, прилежно исполняющими приказания. Полное освобождение от Жребия – вот ваша награда, а потом, когда грозящая мне опасность останется позади, я обещаю вам верховную власть и положение первых среди нации. А пока я отпускаю вас – идите с миром.
Оставив бога за трапезой, они спустились по опустевшей лестнице к подножию утеса. Онемевшие, дрожащие ноги кое-как несли их по безлюдным городским улицам. Тишина окутала ночные бульвары и переулки – тишина, в которой врезавшиеся в память обоих священников человеческие крики звучали еще громче, а пустота, через которую они шли, кипела и бурлила кошмарными видениями.
Но как только онемение всех чувств, вызванное ужасающими воспоминаниями, немного прошло, Паанджа и его спутник ощутили лихорадочную деятельность за окружавшей их пустотой, услышали отчаянный шепот, пронизывающий тишину. В домах не спали (в щелки между закрытыми ставнями нет – нет да проглядывал крохотный лучик света), втайне обсуждая известие об учиненной А-Раком бойне. Ужас царил в Большой Гавани.
Друзья понимали, что город замер на краю смертельной опасности: паника наверняка приведет к новым убийствам, но если найдется человек, способный повести за собой остальных, то ужас, который испытывают люди, еще можно превратить в боевой дух. Воспоминания о прежних обетах, которые они с надеждой в сердце давали друг другу, – о, каким тихим, осторожным шепотом! – вернулись к ним, и это помогло друзьям вновь обрести решимость. Они принялись тихонько совещаться.
Результатом их совещания стало то, что они направили свои стопы в совершенно неожиданном и невозможном при нормальном положении дел направлении. Путь их лежал к подъездным воротам одного из самых великолепных особняков Большой Гавани, где Фурстен Младший не бывал лет двадцать, несмотря на то что там обитал Фурстен Старший, его отец.
Хотя сын уже много лет не поддерживал с родителем никаких отношений, он не боялся застать старого развратника в постели, несмотря на поздний час. Точнее, если даже Фурстен Старший в постели, то наверняка не спит. И в самом деле, стоило только ночному привратнику передать их имена наверх, как двух прелатов немедленно проводили в покои старого пакостника. Их шаги эхом отдавались в анфиладах мраморных залов, переполненных безвкусными, хотя и дорогими, полотнами и скульптурами, тематика которых варьировалась от просто похотливой до откровенно порнографической. Всю дорогу Фурстен Младший шел сжав зубы и глядя прямо перед собой, а Паанджа стискивал его руку в знак безмолвной поддержки и симпатии.
Фурстен Старший принадлежал к Старой Гвардии, Старым Деньгам. Помимо торговых складов, он владел контрольным пакетом акций одной из крупнейших монастий Хагии; всю жизнь рука его сжимала жезл власти и богатства, которыми наделил его нацию А-Рак. В каком-то смысле он был старым знакомцем бога, хотя самого А-Рака не видел ни разу в жизни, так как богатства его были столь велики, что он мог купить то, что практически не продается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92