Изо всех сил я старалась молчать, сохранять спокойствие, и мне это почти удалось, но, когда мой сын назвал этот раздутый денежный мешок господином, я взорвалась.
Перебив Персандера на полуслове, я шагнула к игроку.
– Неужели ты думаешь, что кто-то может принять тебя за новорожденного? – рявкнула я. – Тебя, жирный вонючий кусок баранины? Не терпится расстаться со своими денежками, так иди спусти их в очко! Что, сомневаешься? Ничего, дело привычки, со временем понравится, верь мне. Лиха беда начало! За игорным-то столом их просаживать ума у тебя хватает, а?
– Да как ты смеешь, наглая сука, а? Этого еще не хватало!
На негодующий вопль болвана немедленно примчались его телохранители: трое дюжих ветеранов с дубинками и кинжалами в руках. Обычная ссора начала стремительно перерастать в непоправимое бедствие, и заварилась настоящая каша. Персандер, отбросив всякую учтивость, завопил:
– А ну, прочь отсюда! – и выхватил короткий меч из аккуратно пристроенных у него на пояснице ножен. Откуда ни возьмись – и как они здесь оказались? – выскочили Рашл и Оломбо и навалились на наемников с дубинками, а за ними – Шинн и Бантрил каким-то чудом возникли с другой стороны. Местные громилы тоже не теряли времени: они окружили нашу компанию со всех сторон, отрезав пути к отступлению.
Неожиданное столкновение, по счастью, несколько охладило пыл обеих сторон, и потасовка кончилась раньше, чем дело дошло до мечей. Телохранители игрока недосчитались, по приблизительному счету, доброй дюжины целых ребер на всю компанию, их завернутому в тогу куску баранины я собственноручно так начистила физиономию, что любо-дорого поглядеть, а вот Рашлу, к сожалению, сломали руку. Задерживать до полного возмещения убытков нас, нунциев, не имели права. Довольно и того, что нас под конвоем доставили на корабль, а Плекту велели, не теряя времени, собирать команду, ставить паруса и выходить в море, что он и исполнил несколькими часами раньше, чем намеревался. Для Персандера, я знала точно, эта история закончится по меньшей мере серьезным ущербом его профессиональной репутации. Поговорить после скандала нам не удалось.
В Кадастре, что на архипелаге Аристос, на крайнем западе Большого Мелководья, мы высадили Рашла на берег, нашли ему квартиру и врача, чтобы подлечил его до нашего возвращения. Теперь нам предстояло найти на Хагии другого копейщика, который заменил бы Рашла, пока мы выполняем поручение ведьмы.
Через десять дней мы были на другом берегу Агонского моря, – тоска и горькие упреки, которыми я осыпала себя всю дорогу, превратили этот переход в сплошное мучение.
Корабли, чей путь лежит вверх по течению Хаага, встают обычно на якорь в устье реки и ждут рассвета, когда ровный попутный ветер с моря донесет их до Большой Гавани без малейших усилий. Подняв паруса, наша каравелла присоединилась к довольно приличной флотилии, дожидавшейся восхода солнца. Во всем Южном Агоне не было, казалось, берега, который не прислал бы сюда своих купцов: у нас за кормой на волнах покачивались два самадрианских шлюпа, – с далеко выдающимися рулями, под раздувающимися треугольными парусами из шкур, они, скорее всего, везли изделия из кожи; прямо перед нами еле поворачивается галеон с изогнутым носом и высокой кормой, тяжеловоз откуда-то с Ингенской Плеяды, перевозящий – кто знает? – что-нибудь годное для длительного хранения, в ожидании очередного роста цен; во главе всей ватаги шхуна с небольшой осадкой – ряды парусов вздулись от ветра. Такая вполне могла пересечь Агон напрямую (ее оснастка вполне позволяла вступать в единоборство с безумными шквалистыми ветрами этого моря), и, если она держит путь из Кайрнгема, то от груза копченой говядины, скорее всего, освободилась еще на Эфезионских островах, а в Большую Гавань пришла, чтобы набить свои трюмы чем-нибудь со здешних складов; остальные – рыбешка помельче: с полдюжины фригилл, маленьких и вертких, как конькобежцы; троица питнянских курветов с бушпритами в виде нифритов, спаалгов и джуунов – традиционных персонажей астригальской мифологии, – груженные, как и наш бакалейщик, припасами для суетливых обитателей Большой Гавани. Большие суда пересекали полмира, чтобы попасть сюда, а от товаров, которые наполняли их трюмы, зависели процветание и благополучие многих народов.
Расцвеченная парусами река, вся в утреннем золоте, величаво катила свои воды в плавных изгибах берегов, между зеленых, точно убранных блестящей парчой холмов. Но за всей этой красотой мне уже мерещились какая-то возня и царапанье – словно, уютно устроившись под теплым одеялом, я вдруг поняла, что в постели рядом со мной угнездилось ядовитое нечто.
Я выбранила себя за это. Как почти все люди, я знала историю Хагии, так откуда вдруг такая разборчивость? И как же клятва, которую, в отличие от всех остальных путешественников, дают нунции: «уважать и почитать обычаи, законы и верования любого народа, на чью землю мне доведется ступить»?
Дородный капитан Плект, которого я было невзлюбила за его напомаженные локоны и холеную, надушенную бородку клинышком, лениво облокотился о планшир рядом со мной.
– А у тебя зубы свело, дорогая моя нунция.
– Что?
– Судя по тому, как ходят желваки у тебя на скулах, я заключаю, что зубы твои в данный момент вежливо, но решительно стиснуты.
– Ну да, я… нервничаю немного.
– Дорогая Лагадамия. Ты – самая честная, безукоризненная, несгибаемая из женщин! Одна только мысль о божестве, которому поклоняется этот народ, вызывает у тебя отвращение. Но подожди, все еще впереди. Ты еще не знаешь, что значит ненавидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92