Это показалось ему странным, ибо по его «внутренним часам» времени должно было быть больше примерно на час. Впрочем, это несоответствие объяснилось очень просто: стоило дону Росендо поднести часы к уху, как он тут же понял, что они стоят.
«Но с какой стати они вдруг встали? — размышлял он теперь, покачиваясь в седле. — Ведь когда я снял заднюю крышку, чтобы убедиться в исправности механизма, то первое, что бросилось мне в глаза, была взведенная до упора пружина и маятник, пришедший в движение прежде, чем я успел коснулся его оси острием своей бриллиантовой заколки. А когда я захлопнул крышку и вновь глянул на стрелки, они показывали уже четверть второго, при том, что я их не подводил. Странно, очень странно…»
Занятый всеми этими размышлениями, дон Росендо почти не обращал внимания на перемены природных декораций, обступавших узкую и все менее заметную среди ковра листьев тропку. Эвкалиптовая роща сменилась болотистой низиной, где почва смачно чавкала под лошадиными копытами, а среди перевитых лианами древесных крон с визгом носились стаи мартышек. Этот гвалт почему-то страшно возмутил Микеле, который вдруг встал и, запрокинув морду, огласил душный влажный воздух такими жуткими воплями, что мартышки вихрем взмыли чуть ли не под самые небеса и даже несколько притихли, словно опасаясь, что страшный зверь не ограничится криком, а вскарабкается по стволу и произведет страшные опустошения среди обезьяньего племени. Микеле, разумеется, никуда не полез, но его крик весьма кстати вывел из задумчивости падре Иларио, который вдруг остановился и дал знак остальным последовать его примеру. Все замерли и невольно прислушались к верховому шелесту древесных крон и тихому согласному звону бесчисленных кровососов, надоедливым роем окружавших всадников на протяжении всего пути.
— Что случилось, падре? — прошептал дон Росендо, замыкавший шествие.
— Пока как будто ничего, — тихо, одними губами, пробормотал священник, обернувшись назад, — но мы уже близко, и потому я бы хотел принять некоторые меры предосторожности…
— В таких делах это никогда не помешает, — добавила Касильда, оглядываясь по сторонам.
Но падре Иларио уже не слушал. Он вынул из-за пояса мачете, подтянул к себе ближайшую лиану и несколькими ударами вырубил из нее бурый одеревеневший кусок примерно в треть человеческого роста. Получилась довольно увесистая шишковатая дубинка, вполне пригодная для того, чтобы ударом по голове оглушить человека среднего телосложения примерно на час-полтора. Дон Росендо еще раз прислушался, завертел головой и даже достал револьвер, чтобы упредить внезапное нападение, но падре не проявлял никаких при— л знаков беспокойства, если не считать того, что он перевел своего ослика на самый медленный шаг и слегка привстал в стременах, вглядываясь в гнилые болотистые сумерки, висевшие над тропкой даже в ясный послеполуденный час. Вдруг ослик остановился, падре взмахнул дубинкой и с силой метнул ее вперед, словно поражая невидимого для своих спутников врага. И не успел дон Росендо охнуть от изумления, как невидимый враг действительно обнаружил свое присутствие; дубинка вдруг словно наткнулась на прозрачную стенку, раздался звук, подобный звону гитарной струны, и в тот же миг в склонившееся над тропкой дерево вонзилась короткая, густо оперенная стрела. Падре тронул пятками бока Микеле, подъехал к дереву и, выдернув стрелу, стал внимательно разглядывать ее наконечник.
— Что вы там нашли, падре? — спросил дон Росендо, обойдя Касильду и приблизившись к священнику.
— Смотрите сами, сеньор, у вас глаза молодые, — ответил тот, передавая ему стрелу. — Только постарайтесь не касаться наконечника, это примерно то же, что сунуть палец в пасть аспида…
Дон Росендо осторожно, двумя пальцами, взял стрелу за крепкий камышовый черенок и, поймав лучик света, пробившийся через многослойный лиственный покров, направил обсидиановый наконечник в это светлое пятнышко. Тусклая вороненая поверхность была сплошь покрыта глубокими извилистыми бороздками, наполненными густой желтой массой, напоминающей ломкий пересохший каучук, что собирают на плантациях пеоны-батраки под палящим солнцем.
— Что это? — спросил дон Росендо, проводя по бороздке кончиком ногтя.
— Смерть, сеньор, — вздохнул падре Иларио. — Одна из ее местных разновидностей: быстрая, легкая, пьянящая, бьющая в голову подобно шампанскому, смешанному с изрядной порцией подогретого виски, с той лишь разницей, что опьянение от виски через некоторое время проходит, а опьянение от этой желтой, невинной на вид смолки покидает вас вместе с душой, навсегда отлучая ее от грешного бренного тела…
С этими словами падре взял руку дона Росендо в свои ладони и осторожно срезал кончиком мачете перепачканный в смоле ноготь.
— Теперь, я надеюсь, вы убедились в том, что кто-то очень не хочет, чтобы вы добрались до идольского капища живым и невредимым? — спросил падре, вынимая стрелу из его онемевших пальцев.
— Ну если так, то я непременно должен быть там как можно скорее! — воскликнул дон Росендо, вонзая шпоры в бока своего жеребца. Тот дико захрапел, поднялся на дыбы и, взбив копытами мутное облачко москитов перед своей мордой, галопом понес всадника по узкой, перевитой лианами просеке. Впрочем, скачка эта продолжалась недолго; перед ближайшим поворотом тропки дон Росендо налетел грудью на лиану, и она выдернула его из седла, как куклу-марионетку, вся жизнь которой заключена в невидимых ниточках, тянущихся к пальцам актера-кукловода. Умный жеребец, почуяв потерю, встал как вкопанный, а дон Росендо от неожиданности вцепился руками в лиану, а когда она провисла, едва не грянул позвоночником об торчащий из земли корень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107