Даже Карл Великий не мечтал об английской короне.
К тому же Бланш вновь забеременела. Если мальчик родится здоровым, это будет знак, посланный свыше. Так сказал Филипп.
– Боже, даруй мне внука, и я отойду к тебе с покорным и счастливым сердцем, когда ты призовешь меня к себе!
Радость охватила всех в тот момент, когда родился мальчик… и… не задохнулся… не умер… и стал наследником французской короны.
Глаза Филиппа сияли, когда он целовал ручку обессиленной после родовых мук Бланш.
– Это самый счастливый день в моей жизни, – заявил он.
Бланш произнесла чуть слышно, только для них двоих:
– Если вас это обрадует, я назову его Филиппом.
Эти годы были триумфом Франции.
Филипп держал повсюду своих шпионов, и они доносили, что никто в Европе не поддерживает Джона, а Джон неумолимо скатывается в пропасть.
Когда «безземельный» король поссорился с церковью, то отлучение, наложенное Папой, было пострашнее, чем такая же кара, постигшая не так давно Францию.
Призвав сына и невестку на совет, Филипп поведал им, что время для долгожданного вторжения, повторяющего деяние Вильгельма Завоевателя, настало. Пора Бланш заявить свои права на наследство.
Филипп был тверд и спокоен, говоря об этом. Маленький принц Филипп рос здоровым, опекаемый многочисленными няньками, а Бланш вновь была беременна, и внушительная округлость ее живота наводила на мысль, что вновь родится неплохой мальчишка.
Как быстро летят годы. – их полет неразличим. Кажется, время стоит на месте, а Бланш уже исполнилось двадцать пять. Супруга дофина уже не молода, но сколько радостей она доставляет деверю. И главное, что взаимная приязнь Людовика и его женушки не ослабевает с годами. Луи не заглядывается на других женщин, что большая редкость. У самого Филиппа Августа было множество любовниц – как и положено королю, но, видимо, времена меняются.
Луи – серьезный молодой человек. Ему не нужны пустые развлечения и бессмысленные постельные утехи. Его заботят судьбы подданных, и ради спокойствия в стране он не станет изменять своей красавице жене, ждущей его по ночам в супружеской постели.
У Бланш родилась мертвая двойня, и эйфория во дворце сразу же улетучилась. Шепотом, из уст в уста передавались мрачные предсказания. Первый ребенок Бланш умер, теперь еще двое мертвецов!
Может быть, маленький Филипп тоже обречен умереть в раннем возрасте, или он уже мертвец, притворяющийся живым, то есть выходец с того света, дьявольское порождение, способное погубить Францию? Нет ничего нелепее, но и опаснее суеверных россказней.
Филиппу, конечно, донесли, какие сплетни распространяются по дворцу, и крошку-принца сразу же отгородили от всех подозрительных личностей надежной охраной, двойными решетками на окнах и стальными засовами.
Филипп Август заперся в своих покоях и остался наедине с Господом, к которому обращал ежечасно молитвы. Он много грешил и не мог разобраться, кто истинная его супруга, но в душе своей он искал чистоты… и не ради себя и загробного прощения, а о своей главной возлюбленной – Франции, самой очаровательной из своих любимых женщин, заботился он. Страна, прекрасная, мужественная, была когда-то отдана под его опеку Господом. Он обвенчан с Францией и обязан прославить их брачный союз! Так и должен чувствовать себя истинный монарх, которому любая слеза, пролитая подданным, все равно что удар кинжала в сердце.
Господь избрал его среди многих для великой миссии – сделать Францию первой среди множества карликовых европейских государств. Но он боялся смерти – и своей, и сына. Слишком преждевременно – в расцвете сил – она настигает королей. Поэтому он так пекся о маленьком Филиппе и о других будущих внуках.
Король строго следил, чтобы слуги ненароком не посадили ребенка на маленького пони и не начали обучать верховой езде, хотя это было необходимое умение.
Забота о внуке стала его манией. Если б перед его глазами резвились два, три, четыре мальчика, он был бы спокоен, но не один-единственный. Потеря единственного сына, а затем внука представлялась Филиппу Августу в страшных видениях, лишала сна и аппетита.
Бланш родила мертвых близнецов. Бедняжка! Как ей грустно! Но нельзя отчаиваться. Надо пытаться снова родить.
Если Господь решил наказать его и избрал такую кару, то не следует ли Филиппу вернуть к себе Ингеборг, тем самым задобрив небесного владыку?
Она, прервав странствования по европейским столицам, явилась по первому же приглашению. Свита пришпорила коней, и громоздкая карета опальной королевы, едва не разваливаясь на ухабистых дорогах, понеслась в столицу Франции.
Филипп Август смотрел на Ингеборг из-под полуопущенных век. Никто не мог сказать, мрачен он или весел. Он был похож на собственную статую, сделанную из мрамора или бронзы…
Какой-то дьявольский умысел внушил ему отвращение к этой женщине после всего лишь одной ночи, проведенной с ней в постели.
Ни она, ни он не выдали впоследствии тайну, и летописцам остается только лишь гадать – узрел ли французский король дьявольские копыта на ножках датской принцессы.
Ингеборг, казалось, простила Филиппу оскорбительное пренебрежение ее персоной. Она была лучезарна и ласкала его взглядом.
Но он…
Он был не в силах совладать с собой.
Его тело напрягалось, едва лишь она приближалась к нему на расстояние вытянутой руки. Воистину колдовство, не иначе. Как прозорливый Папа Римский не разглядел дьявольские козни?
Каждое мгновение – будь то в церкви, на площади, среди народа или на пиру в окружении придворных, – проведенное в соседстве с Ингеборг, напоминало ему о той, другой женщине, горячо любимой и угасшей в сырости монастырской кельи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139