Берзениус в своей черной сутане стоял, покачиваясь, с глумливой ухмылкой на багровой роже. Увидев Анна, он опять расхохотался.
– Да это же молодой Вивре!
– Будь ты проклят! Сейчас я тебя…
Берзениус попятился к главному алтарю, где пели в это время полуночницу. Он прервал богослужение, заплетающимся языком призывая на помощь священника и его служки:
– Убежища! Спасите меня! У него меч!
Священник посмотрел на Берзениуса с отвращением, но все же преградил Анну путь.
– Назад, сын мой! Вы что, обезумели?
– Святой отец, это же чудовище! Он…
– Только Бог решает, кто чудовище, а кто нет. Господь сам будет судить этого человека, когда тот предстанет пред ним. А пока он под защитой церкви. Назад!
Анн поник головой и направился к выходу. Берзениус опять начал хохотать.
– Мой привет малышу Филиппу, сир де Вивре!
Анну понадобилось нечеловеческое усилие, чтобы не слушать. Он вышел. Берзениус, пошатываясь, брел следом.
– Не так быстро, сир де Вивре, не так быстро…
Анн уже собирался притворить за собой тяжелую дверь, когда его щеки коснулась стремительная тень. Повинуясь внезапному порыву, Анн схватил сокола за крыло и, не оборачиваясь, бросил назад.
– Отомсти, Зефирин! Отомсти!
За его спиной раздался яростный вопль.
– Пусти, проклятая тварь!
Зефирин вцепился Берзениусу в лоб. Тот, тщетно пытаясь освободиться, закружил неподалеку от алтаря, словно увенчанный странным головным убором.
– Да помогите же мне! На помощь, Бога ради!
Берзениусу удалось схватить птицу, и он попробовал свернуть ей шею, но Зефирин вырвался и вонзил ему когти прямо в глаза. Берзениус жутко взвыл, вызвав эхо, и, не разбирая дороги, бросился вперед по центральному проходу.
Из-за опьянения и хромоты он дважды спотыкался, чуть не растянувшись во весь рост. Пытаясь оторвать от себя Зефирина, не желавшего выпускать добычу, жирный церковник все же не смог удержаться на ногах. Со всего маху он налетел головой на колонну – и больше уже не вставал.
Священник и те немногие прихожане, кто присутствовал в соборе на полуночнице, медленно обступили тело. Анн раздвинул их, взял сокола, покорно давшегося в руки, надел ему колпачок на голову и посадил к себе на плечо. Потом перевернул лежавшего на животе Берзениуса…
Нечасто доводилось видеть столь ужасную смерть. Череп предателя раскололся, перепачкав волосы мозгом. Развороченные когтями глаза вытекли, а все лицо, в глубоких бороздах от когтей, превратилось в сплошную рану. Разверстый рот застыл в последнем вопле.
Анн покачал головой… Нет, не он убил Берзениуса. Он не нарушил право убежища. Он даже не натравил сокола – просто бросил назад, не глядя. Зефирин сам набросился на негодяя. Точнее, Бог направил полет сокола, превратив птицу в своего ангела-губителя. Да, да, сам Бог покарал Берзениуса!
Анн вновь поднял голову и увидел кюре, запретившего ему входить в собор. Молодой человек пристально посмотрел на священнослужителя, словно спрашивая того мнения о случившемся и прося об отпущении грехов. В конце концов, священник осенил себя крестным знамением, сложил руки и закрыл глаза. Анн молча вышел из собора…
Едва оказавшись снаружи, он побежал к телу Мышонка. Однако на месте падения трупа не оказалось. Там околачивалось несколько зевак, которые оживленно переговаривались между собой.
Анн спросил молодого священника, который стоял поблизости:
– Куда подевался человек, который лежал здесь?
– Я дал ему последнее причастие. Его отнесли в больницу Отель-Дье.
– Он умер?
– Нет, когда его уносили, он был в сознании.


***

Анн смог поговорить с Мышонком некоторое время спустя. Тот лежал на очень широкой кровати, которую с ним делили двое других больных. Лекарь сказал юноше, что это просто чудо – выжить после такого падения. Случившемуся Мышонок обязан, конечно, своей необычайной гибкости. Он выздоровеет – при условии, что будет соблюдать полный покой.
– Мышонок, тот человек, который разбудил тебя криком, мертв. Зефирин убил его!
Мышонок обливался потом. На его бледном лице резко выделялись очень черные брови. Юноша говорил с трудом, задыхаясь:
– Главное… сейчас… это Сомбреномы… Пообещайте мне… Обоих…
– Клянусь тебе, Мышонок. А как только ты поправишься, сразу станешь моим оруженосцем.
Мышонок слабо улыбнулся, хотел что-то сказать, но ничего не ответил. Анн предпочел оставить его.
Снаружи его встретили первые проблески зари. Анн знал, что этот день будет не таким, как другие. Черный рыцарь здесь, всего в нескольких улицах отсюда. Он тоже ждет. Им не разминуться. Один из двоих не увидит сегодня заката.
Зефирин опустился на плечо Анна. Мышонка нет рядом, чтобы позаботиться о соколе, а самому Анну сейчас не до того. Он должен вернуть свободу этой прекрасной птице, орудию Бога, первому свидетелю их с Дианой любви. Анн снял с головы сокола колпачок, поцеловал в клюв и подбросил в воздух. Зефирин взмыл вверх и поднялся высоко, очень высоко в небо Парижа. Скоро он исчез между башнями собора Богоматери – в тот самый миг, когда их коснулся первый луч солнца.


***

На часах дворца Сите прозвонило восемь, когда французская армия под командованием коннетабля де Ришмона, маршала де Лиль-Адана и Бастарда Орлеанского перешла, сохраняя боевой порядок, на левый берег и двинулась вдоль Сены в сторону квартала Сент-Антуан и Бастилии.
Когда впереди показалась внушительная крепость, до солдат донесся шум боя. Это отряд поваров дворца Сент-Поль, располагавшегося совсем рядом с Бастилией, не дождался прихода французов и по призыву своего молодого вожака Памфила Леблона напал на англичан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200