Я спросил:— Что вы скажете по поводу ее дружков? Кармоди хлопнул кулаком по прилавку; несколько леденцов и конфет полетели на пол.— Лиззи не была гулящей! Я знаю всего одного кавалера, с которым она встречалась. Это один слепой парень. И я знал, что они просто дружили. Послушайте, вы хотите знать, каким подростком была Лиззи? Я вам скажу. Я обычно впускал этого парня бесплатно, чтобы он мог хотя бы послушать фильм, и Лиззи прокрадывалась в зал и, садясь возле него, рассказывала ему о том, что происходило на экране. По-вашему, это похоже на поведение шлюхи?Это было похоже на удар в самое сердце.— Нет, не похоже. А вы помните, как звали того парня?— Томми, фамилию забыл. У него комната в доме, где находится Совет ветеранов войны, в одном квартале отсюда, и если он — убийца, то я — Санта-Клаус.Я протянул ему руку.— Спасибо за шоколадку, мистер Кармоди.Мы пожали друг другу руки. Кармоди сказал:— Найдете того, кто убил Лиззи, я куплю вам целую фабрику по производству этих шоколадок.Произнося эти слова, я знал, что это один из самых лучших моментов моей жизни:— Обязательно найду.Совет ветеранов войны находился через дорогу, чуть ниже по улице, еще одно здание из закопченного красного кирпича. Я шел туда, думая о том, что встреча со слепым Томми ничего мне не даст, что это будет просто разговор, который всего лишь облегчит мне ее восприятие.Боковая лестница подымалась наверх. Я прошел мимо почтового ящика с надписью: Т. Гилфойл. За дверью играла музыка. Я позвонил. В единственном окне было темно. Из-за двери раздался мужской голос:— Да? Кто там?— Полиция Лос-Анджелеса, мистер Гилфойл. Это по поводу Элизабет Шорт.В окне появился свет, музыка стихла. Дверь открылась, и высокий коренастый мужчина в темных очках пригласил меня войти. На нем был безупречно отглаженный спортивный костюм в полоску и брюки. Сама же комната представляла из себя свинарник, повсюду пыль и грязь, от непривычно яркого освещения по всем щелям разбегалась целая армия тараканов.Томми Гилфойл сказал:— Мой учитель читал мне газеты из Лос-Анджелеса. Почему они писали о Бетти такие мерзкие вещи?Я попытался прикинуться дипломатом.— Потому что они не знали ее так хорошо, как вы.Томми улыбнулся и плюхнулся в убогое кресло.— А что, комната действительно в непотребном виде?Я отодвинул в сторону лежащие на кровати пластинки и присел.— Вообще-то можно немного прибраться.— На меня иногда находят приступы лени. Так расследование по делу Бетти снова открыто? Дело первой важности?— Нет, я здесь по собственной инициативе. Откуда вы знаете полицейский жаргон?— У меня есть друг-полицейский.Я смахнул с рукава толстого таракана.— Томми, расскажите мне про ваши отношения с Бетти. Расскажите о том, что не попало в газеты. Что-то хорошее.— Это дело касается вас лично? Как вендетта?— Более того.— Мой друг говорит, что полицейские, которые принимают свою работу близко к сердцу, сталкиваются с неприятностями.Я раздавил принявшего исследовать мой ботинок таракана.— Я просто хочу поймать ублюдка.— Вам не надо кричать. Я слепой, а не глухой, и я прекрасно знал о маленьких шалостях Бетти.— То есть?Томми нащупал трость возле кресла.— Не хочу вдаваться в подробности, но Бет все-таки вела беспорядочную половую жизнь, как об этом писали газеты. Я знал причину, но помалкивал, потому что не хотел опорочить ее память и еще потому что понимал, что это не поможет найти убийцу.Он остановился, не зная, как себя вести дальше — рассказывать ли все до конца или все-таки о чем-то умолчать. Я подбодрил его:— Позвольте мне судить об этом. Я достаточно опытный следователь.— В вашем-то возрасте? Судя по вашему голосу, вы еще молоды. Мой друг говорит, чтобы стать следователем нужно по крайней мере десять лет прослужить простым полицейским.— Черт возьми, не придирайтесь к словам. Я приехал сюда по собственной инициативе, и я не... — Увидев, что он в испуге потянулся к телефону, я замолк. — Послушайте, я извиняюсь. У меня был тяжелый день, и я далеко от дома.Томми удивил меня, когда вдруг улыбнулся.— И вы меня простите. Я тут время тянул, чтобы продлить ваш визит, а это было бестактно с моей стороны. Я расскажу вам про Бет и ее небольшие причуды.Возможно, вы знаете, что она мечтала стать актрисой — и это правда. Вероятно, вы догадались, что у нее было мало таланта — и это тоже правда. Бет читала мне пьесы — играла за всех персонажей и ужасно переигрывала — просто ужасно. Я разбираюсь в декламации.То, что у нее получалось лучше всего — так это излагать действие. Я бывало сидел в кинотеатре и Бет рассказывала мне то, что происходило на экране. Она была просто великолепна. Я рекомендовал ей начать писать сценарии для фильмов, но она просто хотела стать актрисой, как и другие глупые девчонки, которым не терпелось уехать из Медфорда.Я пошел бы на массовое убийство, лишь бы выбраться из этой комнаты.— Томми, вы упомянули о том, что знаете причину, из-за которой она распутничала.Томми вздохнул.— Когда ей было лет шестнадцать-семнадцать, на нее напали двое подонков, где-то в Бостоне. Один ее все-таки изнасиловал, а другой собирался это сделать, но им помешали какие-то моряки, которые их прогнали.Бет подумала, что, возможно, она залетела, и поэтому пошла на прием к врачу. Врач сказал, что у нее доброкачественная опухоль яичников и что поэтому она никогда не сможет иметь детей. Бет просто обезумела от отчаяния, потому что она всегда хотела иметь много детей. Она нашла моряков, которые ее спасли, и начала их умолять, чтобы они подарили ей ребенка. Один из них ее отшил, а второй... он пользовался ей до тех пор, пока его не отправили за океан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127