Идите.
Слуга вышел.
— Вот странно-то, — продолжала она думать вслух, когда осталась одна. — Как попал сюда этот человек? По какой бы это было причине? Вероятно, опять какая-нибудь гнусность, какая-нибудь измена? Посмотрим, — прибавила она тонко. — Он идет. Возьмемся скорее за роль, и будем вести дело искусно, он не так хитер, как хочет казаться.
Дверь отворилась, и появился слуга, который вел посетителя.
— Особа, которую вы изволили желать видеть, — доложил лакей и посторонился пропустить путешественника.
Тот вошел. Это был Жейер, страсбургский банкир, которого мы потеряли из виду после его неприятного разговора с Мишелем Гартманом, когда он вынужден был, против всякого желания, прокатиться весьма неудобно в Голландию, как, вероятно, не забыл читатель.
— Ступайте, — сказала баронесса слуге, когда вошел банкир, — но будьте поблизости, чтоб слышать звонок, вы мне скоро понадобитесь.
Лакей молча поклонился, вышел и затворил за собою дверь.
— Так это вы, любезный господин Жейер! — весело вскричала баронесса, протягивая ему руку. — Очень рада вас видеть.
— А я-то как счастлив, баронесса! — воскликнул он, почтительно наклоняясь к протянутой ему руке и целуя ее. — Уж конечно, я не мечтал о такой очаровательной встрече, едучи сюда.
— Сядьте у камина, вы не совсем еще отогрелись, я думаю, если мне сказали правду о вашем состоянии, когда вы приехали, — смеясь, заметила баронесса.
— Я буквально замерз и не надеялся когда-либо оттаять.
— И как же вы неосторожны, что отправились в горы один при такой погоде!
— Сознаюсь, что поступил опрометчиво, чуть было я не поплатился дорого и не забуду этого. Меня ввели в заблуждение относительно расстояния; мили в горах нескончаемой длины.
— Кому вы это говорите, любезный господин Жейер? Ведь со мною случилось почти то же, что и с вами: мы сбились с пути, и я была очень довольна, что нашла убежище хоть здесь.
— Положим, баронесса, — возразил он, содрогаясь при одном воспоминании о том, что вынес, — но вы были в хорошей карете и холода почти не чувствовали, тогда, как я ехал верхом, на меня валил снег. И пробрало же меня до мозга костей! Если я жив, то благодаря одному инстинкту мула. Бедное, верное животное. Не понимаю, как оно не сбилось с дороги в этой обширной снежной равнине, но едва я бросил поводья, как оно прямо и без малейшего колебания примчало меня сюда. Можете ли вы объяснить себе это, баронесса? Что до меня, то, признаться, я пас.
— Тут нет ничего необыкновенного, любезный господин Жейер, но, вероятно, вы не подверглись бы такой опасности, если б не побудило вас к тому дело, не терпящее отлагательства.
— Действительно, баронесса, дело мое спешное. Да и вы, полагаю, без важных причин не пустились бы в путь в это время года, вы, женщина светская, слабая, привыкшая к удобствам?
— Без сомнения, любезный господин Жейер, точно такие же причины, какие и вас заставили скакать по горам и долам верхом на муле.
— Быть может, баронесса, но я этого не полагаю.
— Почему не полагаете?
— Простите, баронесса, я только хотел сказать, что у меня могут быть личные побудительные причины, которых у вас, мне кажется, быть не должно.
— Пожалуй, вы и правы, на первый случай спорить не стану, — ответила она, улыбаясь, — но оставим это, любезный господин Жейер.
— Весь к вашим услугам, баронесса.
— Полагаю, вы с утра не много встретили гостиниц на вашем пути.
— В восемь часов я выехал из Планшэ-ле-Мина, деревни, находящейся в нескольких милях отсюда.
— Знаю, я проехала ее, — перебила баронесса. — А по выезде из деревни?
— Ехал, баронесса, все ехал, не останавливаясь, до этого дома, где имел счастье встретиться с вами.
— Что значит, если я хорошо понимаю вас, что вы голодны.
— Сознаюсь в этом, баронесса. Даже с опасностью показаться вам существом грубым и с животными наклонностями, я не скрою от вас, что, оправившись теперь совсем, я почувствовал голод просто страшный.
— Не стесняйтесь, любезный господин Жейер, — сказала она, смеясь, — я нахожу это вполне естественным. В доказательство я и сама, хотя не могу похвалиться таким же страшным голодом, однако собиралась, есть в ту минуту, когда вы приехали, что и доказывает накрытый стол, как вы сами видите.
— Я в отчаянии, баронесса, что мое присутствие помешало вам…
— Не извиняйтесь, я, напротив, очень рада, что мешкала до сих пор, потому что это дает мне возможность пригласить вас разделить мою скромную трапезу.
— Мне, право, совестно…
— Полноте церемониться, любезный господин Жейер, мы теперь в обстоятельствах исключительных, просто два путешественника, соединенные случаем, которые делятся тем, что имеют.
— Да ведь я, баронесса, кроме голода, ничего со своей стороны предложить не могу, — громко захохотав, заявил банкир.
— Не беда! На сегодня этого достаточно, а в другой раз будет ваша очередь. Примите мое приглашение так же просто, как я желаю его, да я и вижу, что вам смертельно хочется согласиться.
— Признаться, баронесса, я умираю с голода, и если…
— Это полагает конец всякому сопротивлению, и мы вместе садимся за стол.
— Когда вы так добры, что непременно требуете этого, баронесса, я покоряюсь и с радостью принимаю честь, которой вы удостаиваете меня.
— Вот это хорошо, я знала, что мне удастся убедить вас.
— Против вас, баронесса, никто не устоит.
— Льстец, — заметила она с улыбкой, — кстати, вы, кажется, говорите по-английски?
— Немного, баронесса, — ответил Жейер с притворной скромностью.
— Очень хорошо, я уверена в своих слугах, они честны и преданы мне, но, к несчастью, как и все слуги, грешат любопытством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168